Литературно-обозревательный журнал "Избушка"

В каждую эпоху выделялись разные виды и аспекты любви, делались попытки систематизировать формы ее проявления, расположив их по степени значимости и смыслу.

Для выражения различных аспектов и оттенков любви в Античную эпоху использовали различные термины:

«Эрос» - чувства, направляемые на предмет с целью полностью вобрать его в себя. Этот термин выражает любовь-страсть.

«Сторгэ» («storge») - любовь, которая устанавливается между родителями и детьми, мужем и женой. В такой любви человек находит покой и доверие, чувство уверенности.

«Филиа» («philia») - переводится как любовь-дружба и означает духовную, открытую, основанную на внутренней симпатии любовь, выражает соединение подобных принципов.

«Агапэ» («agapē») - что переводится как «братская любовь» или «пиршество любви», у греков означало деятельную, одаряющую любовь, ориентированную на благо ближнего, исключающую корысть или привязанность к какому-либо качеству возлюбленного. В дальнейшем наиболее широкое распространение понятие «agapē» приобрело в христианской религии.

«Платоническая любовь» - описана в диалоге Платона «Пир»; его концепция любви была первой попыткой раскрыть сущность «чистой» любви, понять и осмыслить то, что отличает эту сторону человеческой жизни от физиологического инстинкта, чувственного удовлетворения. Темой сочинения является восхождение человека к высшему благу, которое есть не что иное, как воплощение идеи небесной любви, которая есть вечное стремление любящего к любимому. Это стремление завершается браком как в чувственной, так и в духовной области. Результатом брака является порождение нового, в котором любящий и любимый даны уже в виде устойчивого достижения, где оба они слиты до неузнаваемости. Таким образом, Эрос у Платона – прежде всего стремление к совершенствованию, пронизывающее развитие мира и в человеке сознательно направляемое… к восхождению на все более высокую и духовную ступень.

В Средние века христианство трактовало любовь как высший принцип нравственности, наиболее глубоко раскрывающий человеческую сущность. Под любовью понималась некая внутренняя сила, которая никогда не иссякает и распространяется на все действия человека, направляя его к благоденствию. Для средневекового религиозного мировоззрения было характерно противопоставление телесной и духовной любви. Акцентируя внимание на духовном, нравственном значении любви, как способе постижения божественного, средневековая этика доводила до крайности антиномию индивидуальной, телесной любви и любви родовой, духовной, обращенной к Богу. Эта антиномия присутствует уже у Августина, который чувственному Эросу противопоставляет любовь к Богу, дающую чувство гармонии и понимание смысла своей собственной жизни. Августин отмечал, что божественная любовь лишена всякого эгоизма и противостоит себялюбию.

Христианская трактовка истинной любви подразумевала душевное бескорыстие и доброту, подавление гордыни и себялюбия. Таким образом, не только патристика, но и средневековая схоластика широко обращается к феномену любви. Однако при этом христианская теология ограничивает все типы любви, исключая любовь духовную. Эти ограничения существовали вплоть до XII века, когда в социальной жизни европейского общества родился новый культурный феномен – куртуазная любовь. Любовь была предметом религиозной мистики, с одной стороны (викторинцы, Бернард Клервоский и особенно Бонавентура с его сочинениями «Stimulus amoris», «Incendium amoris», «Amatorium»), и особого рода поэзии – с другой. Эта поэзия, из южной Франции распространившаяся по всей Европе, была посвящена культу женщины и идеализированной половой любви, в смысле гармонического соединения всех трех ее элементов: благоговения, жалости и стыдливости.

Эта отличавшаяся новаторской художественной системой поэзия, возникшая в Провансе в XII веке, получила название поэзии трубадуров. С ней связано понятие об особом роде любви – о «куртуазном» чувстве, которое тождественно религиозному (сам термин «куртуазная любовь» был изобретен историками французской литературы XIX столетия для характеристики искусства любви, описанного в средневековых текстах разных жанров). Феномен поэзии трубадуров состоял в том, что религиозную сферу они смешивали со светской, создавая уникальный культурный универсум, центром которого был образ Прекрасной Дамы. Апофеоз Прекрасной Дамы превращался в апофеоз земной любви. В поэзии трубадуров Прекрасная Дама заняла примерно такое же место, какое в религиозной поэзии средних веков отводилось мадонне. Только мадонна царила на недосягаемых небесах, в то время как Прекрасная Дама являлась лучшим украшением земли и царила в сердце влюбленного поэта.

В эпоху Возрождения любовь опять становится предметом философских умозрений в духе платонизма. Своеобразное слияние христианских и платонических идей о любви можно найти у Данте. Любовь у поэта школы «сладостного нового стиля» подвергается высокой идеализации – это возвышенное, облагораживающее чувство, имеющее большую нравственную силу. Женщина, «мадонна», рисуется как небесный ангел, не знающий ничего земного; реальные черты едва просвечивают сквозь оболочку таинственного сияния.

Революционная роль в переосмыслении половой проблематики в истории метафизики принадлежит эпохе Романтизма. В философии романтизма конструкция женского признается ведущей, устанавливается характерный культ женского. Образ возлюбленной в романтической интерпретации персонифицируется Софией – любимая женщина предстает в качестве духовного проводника, посредницы между человечеством и Богом. В трагедии И. Гете «Фауст» впервые появляется термин «вечная женственность» («das ewig-weibliche»), впоследствии широко использующийся в литературе и философии. «Все быстротечное – // Символ, сравненье. // Цель бесконечная // Здесь в достиженье. // Здесь – заповеданность // Истины всей. // Вечная женственность // Тянет нас к ней».[1]

Основной интерес для романтиков представляла так называемая «мистическая» чувственность, связанная с духовной деятельностью (в первую очередь с поэзией), где конструкция женственности редуцирована к символу, не имеющей отношения к реальной земной женственности. Романтическая «новая мораль Эроса», изложенная в сочинениях Ф. Шлегеля, строится как культ духовного, религиозного эроса, где любовь понимается как священнодействие, опыт мистической чувственности, в котором возлюбленная выступает в качестве «жрицы ночи». Идеальный объект любви в литературе романтиков – это возлюбленная, в эротических отношениях с которой нет ничего от обычных отношений (например, мертвая невеста Ундина, брачная ночь с которой становится кульминацией романтической любви).

Романтики в своей концепции любви подчеркивали нерациональность этого чувства, неподвластного разуму и расчету. «Любовь у романтиков – это мистическое познание сущности жизни; любовь открывает любящему бесконечную душу любимого. В любви соединяются небо и земля, чувственное и одухотворенное, духовное обретает плоть; любовь – самая сладкая радость на земле, на нее молятся, и она сама – молитва небу».[2] В любви романтики находили удовлетворение потребности в эмоциональной теплоте и психологической интимности. В конечном итоге женская чувственность у романтиков – это символическая чувственность, репрезентированная в виде пассивных музы или источника романтического творчества, осуществляемого романтическим гением в литературном тексте.

В Средневековой Руси и затем в России, с её отставанием в культурном развитии от европейских стран, тема женщины как Прекрасной Дамы и Эроса никак не актуализировалась.

«Заметим, что в России всегда был культ Богоматери, Богородицы, но почти неизвестен культ Девы, что, разумеется, было связано с отсутствием личностного мужского начала, умеющего увидеть одухотворенно-женское в женщине».[3] Действительно, в России, в отличие от стран Западной Европы, не было и не могло возникнуть культа Прекрасной Дамы, так как женщина не мыслилась как личность самостоятельная, но зависела от старшего мужчины в семье. Тема же любви к женщине вообще не свойственна христианизированной литературе Средневековой Руси, где женщина традиционно осуждалась.

Однако затем, уже намного позднее, в эпоху Екатерины, шаг к теме Прекрасной Дамы в русской культуре литература совершает очевидный, после чего тема эта начинает разрабатываться писателями и поэтами. Можно привести в пример стихотворение А. С. Пушкина «Жил на свете рыцарь бедный…», включенное в произведение «Сцены из рыцарских времен», где используется популярный в куртуазной поэзии мотив служения деве Марии как Даме. Писатели, и прежде всего А. С. Пушкин, обнаружили среди «уездных барышень» способность к подлинной любви, что ведет к «вечной женственности» (далее – софийности), сделав это открытие фактом русской культуры. Это смешение в должных пропорциях европейской образованности с национальной одухотворенностью и дало тип девушки XIX века, ставшей культурным идеалом.

Л. Н. Толстой отмечал, что настоящая любовь возможна тогда, когда другого ставишь выше себя, и вырастает она из отказа от себя, самопожертвования. По мнению писателя, ее невозможно перенести на лучшие времена; любовь или «здесь и сейчас» и вся сразу, или ее вообще нет. «Любви не бывает в будущем; любовь – это действие единственно в настоящем. У человека, не испытывающего любви в настоящем, нет любви».4

Вопрос о том, что Эрос, был особенно актуален в России на рубеже XIX-XX веков. Первым русским философом, который на основе неоплатонизма обратился к интерпретации Эроса и Логоса, был Владимир Соловьев. Основу его философии составляло учение о «всеединстве», то есть представление об универсальном единстве бытия. «Всеединство» проявляется в единстве божественного и человеческого начала, которое достигается самим человеком благодаря нравственной свободе и способностью к самосовершенствованию. Это учение, развитое Соловьевым в его «Чтениях о Богочеловечестве», вплотную подводило его к идее о творческом значении Эроса, которую он развил позднее в работе «Смысл любви» (1892). Эта работа – одна из немногих, прямо касающаяся вопроса метаморфозы пола и половой любви.

Философ утверждает, что смысл человеческой любви – оправдание и спасение индивидуальности через жертву эгоизма. Любовь важна не как одно из чувств, а как перенесение всего жизненного интереса человека из себя на другого. Главной силой, способной устранить эгоизм, является, по мнению Соловьева, именно половая любовь, потому что только она сохраняет равенство между любящим и любимым – все остальные типы так или иначе основываются на известном неравенстве между любящим и объектом его любви. Соловьев замечает, что половая любовь отличается от прочих видов любви (родительской, дружеской, патриотической и тому подобных) возможностью более полной взаимности, только эта любовь может привести к неразрывному соединению двух жизней в одну. Таким образом, только половая любовь осуществляет нравственную функцию огромной важности — приводит к единству женское и мужское начало, восстанавливает целостность человеческой личности, создает идеальную, абсолютную индивидуальность. Признавая важность половой любви, Соловьев говорит о необходимости просветления и одухотворения плоти, изживания различных половых отклонений и извращений. Физическая сторона в любви важна, но она не является главной целью. Истинная любовь бывает и без физического соединения, как и физическая близость бывает без любви. Иными словами, если физиология становится целью, она губит любовь. Задача любви – сочетать влюбленных в идеальную, цельную, гармоническую личность

Предмет истинной любви двойственен: во-первых, человек любит идеальное, представляющее ему существо; во-вторых, любит природное человеческое существо, которое дает материал для любви. Следует отметить, что Соловьев видел в любви два начала: природное и идеальное и рассматривал процесс любви как восхождение и нисхождение. Любовь у Соловьева — это не только воссоединение двух противоположных человеческих начал: мужского и женского, но и слияние индивидуальной души с «мировой душой», которая ассоциируется у него с образом «вечной женственности», с Софией.

В своей работе Соловьев наметил целый ряд философских проблем: об отношении любви к смерти и бессмертию, о связи любви с красотой. Для него любовь — это путь к индивидуальному бессмертию, к завоеванию вечности, поскольку она — единственный мост, связующий человека с другими поколениями. Несмотря на то, что учение Соловьева об Эросе имеет корни в европейской культуре и философии, оно было оригинальным и органично связанным с русской культурой (например, от Достоевского, памяти которого он посвятил несколько речей, он заимствовал мысль о единстве добра и красоты и придал философский характер высказанной Достоевским мысли «Красота спасет мир»).

Учение об Эросе, начатое Соловьевым, стало необходимой составной частью русского религиозного Ренессанса. В первой половине XX века не было ни одного крупного русского мыслителя, который не высказался бы на эту тему. Интерес к Эросу в России был не только философско-религиозным, но и общекультурным – он нашел отражение в лучших произведениях художников «Мира искусства», поэзии символистов. Тема любви становится центральной для русской литературы: публицистики, художественной критики, эссеистики, поэзии. О любви пишут философы — Вл. Соловьев, Н. Бердяев, С. Булгаков, И. Ильин, Л. Карсавин, П. Флоренский, Б. Вышеславцев, А. Лосев, В. Розанов; поэты — А. Фет, А. Блок, К. Бальмонт, Н. Гумилев, М. Цветаева, Вл. Ходасевич, 3. Гиппиус, О. Мандельштам; писатели — Андрей Белый, Д. Мережковский; критики, литературоведы и историки литературы — В. Жирмунский, Н. Арсеньев, И. Голенищев-Кутузов, А. Веселовский. Поэты и прозаики Серебряного века занимались поисками истинной любви и в своих произведениях, и в теоретических статьях. В «Стихах о Прекрасной Даме» А. А. Блока речь идет о высоком чувстве к возлюбленной –словосочетание Прекрасная Дама (La Belle Dame французской куртуазной лирики) воспринимается большинством наших современников как образ-символ поэзии Блока. За несколько десятилетий о любви в России было написано намного больше, чем за несколько веков, и эта литература отличалась глубиной мысли, интенсивными поисками, напряженной диалектикой и оригинальностью мышления.

Эрос как мировая душа, как перводвижущая сила, был центральной темой размышлений писателей и поэтов рубежа веков. «Любовь всегда была и есть главной темой искусства. И это вполне понятно. Здесь сходятся все нити человеческой жизни, все эмоции; через любовь человек соприкасается с будущим, с вечностью, с расой, к которой он принадлежит, со всем прошлым человечества и со всей его грядущей судьбой».[5]

Константин Бальмонт пишет о любви: «Перед ней смолкают все голоса, кроме голоса властного желания, которое ослепляет глаза своим чрезмерным светом, меняет души, меняет людей, меняет предметы – и драгоценные предметы становятся ничем, а ничто становится безбрежным царством, и люди становятся богами и зверьми, входят в мир нечеловеческий, и души бьются, безумствуют, светятся, души горят исступленные, плачут, и в первый раз живут, и в первый раз видят, видят все… <> Любовь, сказка мужской мечты и женской, не смешивается с жизнью. Она возникает в ней как в сновиденье и уходит их нее как сновиденье, иногда оставляя по себе поразительные воспоминания, иногда не оставляя никакого следа – только ранив душу сознаньем, что было что-то, чего больше нет, чего не будет, чего не вспомнишь, не вызовешь опять никаким усилием».[6]

В это время создается множество произведений о любви, пишутся статьи, в которых любовное чувство рассматривается с разных точек зрения. Эпоха рубежа веков пытается выработать собственную концепцию любви, стараясь осмыслить таких классиков мировой литературы, как Данте, И. Гете, Л. Толстой, Ф. Достоевский.