|
Хелена Ольшанская и Павел Хабрович. Белый город цвета льда Белый город цвета льда – Черно-алый герб его, Гранью острой, как вода, Мое сердце он проткнет. Черно-алый герб его – Одиночества цвета. Я люблю его как дом – Мне заказан путь туда. Гранью острой, как вода, Мое сердце он проткнет – Белый город цвета льда Не простил мне ничего… «Белый город цвета льда» Daniel Сосны действительно звенели, как нам и рассказывали. Надо же, я совсем забыл об этом. Но запах я помнил. Северный запах. Запах дома… - Лукреция, убери немедленно свое зеркало, пока я его не разбил. И без того всем отлично известно, что ты прекрасна. Она ещё раз поправила волосы. Напрасно, все равно ветер с озера растреплет их. Хотя… с такой неправильной прической она мне даже больше нравилась. - Опять? – она все-таки спрятала зеркальце в карман плаща. – Опять Лукреция! Сколько тебе повторять – меня зовут… - Хорошо-хорошо. Я знаю как тебя зовут, Лукреция, - я поймал её и поцеловал в макушку, несмотря на то, что она сделала недовольную рожицу. – Но ты, как настоящая Лукреция из дома Борджиев, сводишь мужчин с ума. Особенно одного из них. Она непонимающе округлила глаза: - И кого же это? - Меня. Она засмеялась. И я тоже. И сосны смеялись вместе с нами, а озеро… нет, оно никогда не смеется… - Даниэль, очнись! Или ты придумываешь новый комплимент для меня? - Увы! Язык мой слаб и несовершенен и не в состоянии описать чуда, коим являешься ты. Она сорвала травинку, покрутила её в пальцах. - Даниэль, а ты встречался с Лукрецией Борджиа на самом деле? - Ты имеешь в виду, были ли у нас с ней свидания? - Дурак! – она, кажется, обиделась. – В жизни, понимаешь? - Честно – нет. Не то, боюсь, даже моему бессмертному существованию пришел бы конец. Тогда травили всех подряд, так что и вампир мог попасть в число невинно убиенных. - Получилось бы забавно. - И с кем тогда бы ты поехала в отпуск? - Оборотни тоже ничего себе… - И думать не смей! Я ревнив, как Отелло, и у меня пара острых клыков, помни. - Я помню… - она отвернулась. Мы договорились не упоминать об этом – о превращениях в вампиров и о том, что я никогда не сделаю её своей спутницей. Никогда… - Никогда, Лукреция… Мы сели под деревом на травянистом пригорке. Перед нами в обрамлении лесистых берегов, как в раме, постелили озеро. Сейчас оно было гладким, без единой морщинки, и отражало блики света, словно лучшее венецианское зеркало. Но всё равно не смеялось… Лукреция положила голову мне на плечо. Я наконец-то почувствовал, что вернулся домой. По-настоящему, а не обманывая себя тем, что называл многочисленные особняки, которые снимал во время своих путешествий, именем своего дома – самым дорогим мне именем. - Почему мы приехали именно сюда? – Лукреция заглянула мне в глаза. – Ты очень настаивал. А здесь же совсем ничего нет – только лес и озеро. - Ты забыла упомянуть вот это – я указал ей на небольшой барачный городок археологов. Деловитые ученые, в большинстве своем практиканты-птенцы, от света до света сновали вокруг озера, копая, замеряя, записывая и фотографируя каждую пядь земли и неба. - Ага, это называется поступать подло. - Почему? - Потому! – ответила она грубо. – И девушка любимая – уже сомневаюсь, любимая ли? – и работа рядом. Устал от праведных трудов – отдохни в её объятиях. - Неправильно. Я здесь не работаю. - Ты же дал им денег на раскопки. - Дал. Они меня заинтересовали. - Вот и поехал бы с ними, а не со мной. Она снова капризничает. Ревнует меня к этому месту, к Бальгарду… О проекте археологических раскопок в Бальгарде мне сообщил, как ни странно, Андре-Фэб. Посещая все без разбора светские собрания в столице той страны, где я и он живем в данное время, мой приятель попал на собрание Одного Благотворительного Общества. Там он услышал о предполагаемых изысканиях, что и поспешил довести до моего сведения. Мне осталось лишь выяснить детали и оплатить эту авантюру. Я хотел непременно лично следить за процессом и убедил Лукрецию отправиться со мной. - Даниил Леонидович! Сюда! От неожиданности я поднялся на ноги непозволительно быстро. К счастью, рядом была одна Лукреция, и никого из посторонних, кто мог бы изумиться столь нечеловеческой ловкости. Руководитель группы, Измайлов, бежал к нам, размахивая руками. Я поспешил ему навстречу. Увидев это, Измайлов круто развернулся в обратном направлении, возбужденными жестами увлекая меня следом. На краю большой ямы, которую здесь деликатно и с затаенной научной гордостью называли «раскопом», мы остановились. Ближе к тому краю, где стояли мы, из земли выступал черный обломок… - Копье, Даниил Леонидович, копье! – суетился в восторге Измайлов. – Первое доказательство того, что на этом месте была стоянка людей. Возможно, целое городище! Вы один, один верили моим теориям. Вы так помогли нашей отечественной науке! Я уже справился с чувствами, овладевшими мной при взгляде на это копье. Именно на это… - Конечно, это грандиозное открытие, - отозвался я. – Но что вы собираетесь делать с ним дальше? Измайлов сразу стал деловитым и собранным: - Прежде всего нужно откопать его до конца. Работа кропотливая – если я не ошибаюсь, этой вещи около десяти веков, то есть сделана она была в X-XI веке… - В конце IX, - рассеянно поправил я эксперта. Измайлов покосился на меня, и даже позволил себе пожать плечами. Но сегодня ничто не могло умерить его счастья. И он продолжал просвещать меня: - Сами понимаете, какая необходима осторожность, чтобы не повредить его. Здешняя почва как бы законсервировала нашу находку, но кто знает, выдержит ли она испытание свежим воздухом, который губителен для таких вот случаев. Он замолчал, любуясь ржавым наконечником, выступавшим из земли на пядь. Между тем я пытался вспомнить расположение домов. Если встать лицом к озеру, по правую руку окажется мое жилище, вот оно - его, а вернее, копье перед входом, и нашли археологи. По левую руку будет пристань и «главная улица», разделяющая поселок на две неравные части: людскую и храмовую. Храм был слева… - Послушайте, Измайлов, - не теряя времени, обратился я к ученому, - я читал, что северяне поклонялись языческим божествам, кумирам. Как вы думаете, здесь могло быть нечто подобное? - Непременно! Если только христианизация не заставила их уничтожить идолов и капища. Как раз этого абсолютно точно я не знал. - Все равно, попытайтесь. Мне, например, будь я язычником, приглянулся бы вон тот участок. А храм я бы поставил фасадом на озеро, которое наверняка тоже считалось священным. - Тоже как что? Я проговорился. Но оправдание нашлось легко. - Как лес, земля, небо. Животные-тотемы – мало ли что! В старину всему поклонялись и всё обожествляли. - В вашей идее что-то эдакое есть, Даниил Леонидович, - задумчиво проговорил Измайлов. – Я сразу заметил, какой у вас необыкновенный нюх на перспективные участки. Насколько я помню, именно вы настояли на том, чтобы сначала разрабатывать этот, – он кивнул на яму с копьем, – и никакой другой квадрат. Впрочем, Бог с вами и вашими талантами, я вам искренне благодарен за ценную подсказку. А теперь я пойду распоряжусь кое о чем. Всего доброго. И он ушел, бормоча себе под нос – но я, разумеется, услышал: - Фасадом на озеро… Совсем дилетант, а туда же. Есть деньги – и ну куражиться как душенька пожелает… Хозяин барин… На озеро… Хм, завтра надо бы… Отлично, завтра он сгонит рабочих на нужное мне место и, надеюсь, отыщет что-нибудь. Лукрецию разморило теплое солнышко. Она, прислонившись спиной к стволу сосны, благожелательно наблюдала за тем, как в озере занимались своими делами его обитатели. - Что случилось? – не оборачиваясь, спросила она. Я сел рядом. - Ничего плохого. Отрыли кусок железа и радуются, словно дети долгожданному подарку, - я старался говорить как можно пренебрежительнее, чтобы она не догадалась, как всё это для меня важно, и чтобы не ревновала меня к моему дому. И тут я неожиданно для себя сказал: - Давным-давно – не назову век, иначе ты испугаешься – из далекой Византии, из жалких остатков владений древней Римской Империи, пришел на берег этого озера один чужестранец. - Конечно, он стоял на этом самом месте? – саркастически заметила Лукреция. - Нет, он стоял на противоположном берегу, там, где сейчас растет кривая сосна. Её отсюда видно. И попросился чужестранец жить в поселок, который сейчас ищут археологи. И его приняли, потому что по виду он почти не отличатся от северян – только волосы у него были не русые. Понемногу чужестранец стал своим для них, появились у него друзья и даже… - Возлюбленная. - Угадала. И тут… Ты читала «Деву изо льда», Лукреция? - Все читали. - Произошло примерно то же самое, что и в той легенде, однако детали разнились. В моей истории девушка утопилась. - Из-за его измены? - Наоборот. Из-за его любви. Лукреция зевнула: - Глупая сказка. Байки археологов, да? Я осторожно поцеловал её в макушку: - Какая же ты у меня проницательная… Из самого просторного барака доносилась музыка – это включили радио. Желая отметить удачный день, Измайлов разрешил подчиненным устроить крошечное застолье. Лукреция была сейчас там. Я опустил пальцы в ледяную воду. Ничего. Можно было ожидать, что прикосновение к озерной поверхности меня убьет или пронзит ужасом. Я втайне надеялся, что озеро мне отомстит, а я наконец искуплю страданием свою вину перед ним. Ничего… Я согрел ладони дыханием. Они должны быть теплыми, прежде чем я возьму в них ладанку с прахом своего единственного друга. Я вынул из-за пазухи довольно большой округлый предмет, похожий на медальон, который носил на шее не снимая – сколько уже веков? - Я привел тебя к себе домой, Александр. Тебя смешила моя привычка называть все наши обители странно звучащим для тебя, чужим северным словом. Это слово родилось здесь, в этой стране. А я здесь умер в первый раз… Я не хочу этим сказать, будто именно здесь меня сделали вампиром. Здесь меня сделали Даниэлем из Бальгарда, северным воином. Я забыл юг и античность, забыл семью – и мне стало легче. Здесь началась моя первая баллада. Я влюбился в девушку. Я потерял голову, словно был молодым смертным – но к тому времени я существовал почти тысячу лет. Я был уже сильным дневным вампиром, наверное, сознание собственного могущества и явилось одной из причин моего поступка. Неправильного поступка. Александр, я вознамерился увести любимую с собой в вечность. Я хотел этого против её воли. И когда я кусал её, она вырвалась и убежала. Она бежала от меня, а я разъярился до того, что мог думать лишь о её смерти – я имею в виду окончательную человеческую смерть… Я загнал её в озеро. Если бы она тогда не бросилась в воду, я растерзал бы её на клочки, как зверь… После я до рассвета кружил по берегу, высматривая, вынюхивая – а вдруг она спаслась? На её счастье, она не выплыла и не попалась мне… Меня боялись уничтожить – они и не знали, как. Я сам не знал. Просто я ушел от них. Из леса я видел, как они спалили мой дом, чтобы духу моего не осталось в поселке, и поставили на том месте мое копье – каждым мог и должен был, проходя мимо, плевать на мое оружие или как угодно выражать презрение и ненависть. Кстати, Александр, копье сохранилось, и сегодня я впервые спустя много веков увидел его снова. Наверное, они помнили мое преступление и оскорбляли меня ещё долго… От воды поднимался холод. Меня знобило. Я же сошел с ума – говорю с мертвецом, хотя сам не живее его. Вернулся сюда – а что мне было нужно от этого берега? Всё изменилось – всё ушло. Никогда не было моего Белого Города, моей родины. Я придумал их, чтобы самому себе не казаться лишенным пристанища и смысла, бродягой, которого гонит его собственное вечное совершенство. Дом - это не слово названия, это… …это тот пепел, что я держу сейчас в руках, к которому я обращаюсь за помощью и сочувствием, потому что у меня никогда больше ничего не было и не будет на свете своего, кроме потерянного друга… - О, что это за вещица? Лукреция выхватила у меня ладанку, попыталась открыть. - Не трогай! – я сдавил её запястья, не думая о том, что ей будет больно. Она испуганно отступила на шаг, выронив ладанку на траву. Я быстро поднял её и повесил себе на шею. - Зачем ты подкралась сзади? – как можно мягче сказал я Лукреции. – Посмотри, что вышло. Кисти её рук онемели и опухли, она не в состоянии была ими пошевелить. Она вообще была не в состоянии что-либо сделать сейчас. Я обнял её за плечи, увлекая к баракам – придется просить фельдшера наложить ей какой-нибудь компресс и посмотреть, не сломал ли я случайно кость. Но Лукреция высвободилась нетерпеливым движением. - Я хочу знать, что там! – заявила она. – Памятка от прежней поклонницы? Или, может быть, их у тебя несколько одновременно? Покажи! - Эта вещь не твоя, Лукреция, - я очень старался сдерживаться. – И тебя не касается её содержимое. Между прочим, с какой стати ты устраиваешь мне сцену? - С такой, что имею на это право! Не потерплю, чтобы ты занимался двурушничеством – чтобы у тебя были отношения в тоже время с кем-то другим! Хватит! Я вижу, что на тебя заглядываются все без исключения женщины – и ты что-то против этого не возражаешь. Или ты мне всё объяснишь, или… Я устало провел рукой по лицу, прогоняя оцепенение. Я почти не слышал криков Лукреции, не мог сосредоточиться на её голосе. А я так стремился вернуться домой! Совсем некстати. Неприятности, дурные приметы – всё это предупреждало меня заранее. Эта северная страна мне враждебна… или наоборот, хочет заставить меня избежать ненужных, лишних страданий? Если бы я отступился ещё тогда, год назад, когда только приехал сюда – и тут же едва не погиб от жадности Андре-Фэба, вздумавшего отнять у меня силу вместе с кровью. Правда, он стал потом моим приятелем, но лишь из-за того, что в каком-то там среднем веке я по глупости напился не той крови, благодаря чему моя собственная с тех пор непригодна для передачи и крайне ядовита. Таким образом, меня выручила та полоумная особа, вообразившая себя femme infernal? Тем не менее, я по-прежнему не намерен признавать её своим другом. Мелкая случайная услуга – не повод для вечной благодарности. А слепая девушка – это же настоящее знамение! Я убил человека перед тем, как приехать домой. Чудовищно! Любой понял бы, что за этим последует – проклятие. Не важно, что мои намерения были благими. Вот они и привели меня в ад. Всякий раз, едва я влюблюсь или влюбятся в меня, начало вполне хорошее. Но затем – слезы, печаль или… худшее – кровь и смерть. Я же дал себе слово, никогда и ни с кем не сближаться, но… так трудно удержаться, когда одиночество – прямо за спиной, уже приготовилось к последнему прыжку, чтобы схватить в когти мое сердце. А там – оно сумеет натешиться, мучая меня! И мне бывает страшно, и я в панике ищу защиты у первого попавшегося человека, говоря себе, что он может стать моим настоящим другом. Я лгу себе… Жаль, но сюжет был предсказуем. Каждый раз происходит одно и то же, меняются лишь вариации. Я же давно убедился, что все мои баллады не заканчиваются счастливо – никогда. Грустно, когда последняя строчка дописана и нужно оставить этот сюжет, чтобы перейти к новому. - Лукреция, нам пора. Пора расстаться. Ты была прекрасной балладной героиней, и я тебя очень люблю. Но нам, повторяю, пора. Давай попрощаемся мирно. Она замолчала. Потом вдруг так же молча повернулась и пошла, пошатываясь. Я решил, что мне следует позаботиться о ней, отвезти обратно в город. Я догнал её у раскопа. Лукреция нервно оглянулась, прибавила шаг. Я приблизился – она шарахнулась от меня, как от зачумленного. Неукрепленный край ямы, на который она встала, осел под её тяжестью. Лукреция невольно схватилась за меня, и мы вместе упали вниз. Раскоп был неглубок, и я не спеша сначала отряхнулся от земли, и только после этого подошел помочь ей. Лукреция лежала лицом вниз. Я сразу определил, что дыхание её безвозвратно угасло. Между её лопаток виднелся обломок чего-то черного, как будто мокрого на ощупь. Я захотел вытащить этот обломок - кончик его отломился у меня в пальцах. Я выбрался из ямы и направился к озеру. Зайдя в воду по колено и даже не заметив этого, я, размахнувшись, забросил в водоем липкий от крови кусок наконечника моего копья. " |