Юлия Вострокнутова.
Оправдание Фролло.

     Хочется наконец встать на защиту «злодея всея средневековой Франции» мэтра Клода Фролло де Молендино, архидьякона Жоссажского, этого изверга, мракобеса и убийцы.
     Прежде всего решим, откуда за ним закрепилась такая зловещая репутация? Он преследовал цыганку и добился ее казни, - ответит начитанный человек. И только-то? Поверьте, в романе Гюго найдется с десяток куда более кровавых персонажей, а уж главные герои почти все - те еще «ангелы».
     К примеру, Феб. Ответьте честно, кому-нибудь было жаль мессира де Шатопера, когда Клод ударил его ножом в спину? Думаю, нет. Да и отделался капитан всего лишь испугом и легким конфузом. «Феб не умер. Такие люди живучи... Рана Феба хотя и была опасной, но не настолько, как надеялся архидьякон. Почтенный лекарь, к которому ночной дозор, не мешкая, отнес Феба, опасался восемь дней за его жизнь и даже высказал ему это по латыни. Однако молодость взяла свое».
     Феб на протяжении повествования ведет себя так, что, если бы не заметная авторская ирония, в главные злодеи пришлось бы записывать сего блестящего военного: ему не только не совестно обманывать и невесту, и любовницу одновременно (мужчины, не нужно аплодисментов и криков браво) - «Итак, Феб довольно скоро перестал думать о чаровнице Эсмеральде, или Симиляр, как он ее называл... Как только сердце его стало свободным, образ Флер де Лис вновь там поселился. Сердце капитана Феба, как и физика того времени, не терпело пустоты»; он не только дает показания против Эсмеральды - «В конце концов его нисколько не привлекала мысль предстать перед судом. Он смутно чувствовал, что будет смешон»; не только «у него новая возлюбленная, которой он показывал, как будут вешать прежнюю».
     Заключительной, почти беспредельной мерзостью (хотя и прошедшей незамеченной в потоке текста) был тот факт, что именно Феб был послан изъять цыганку из убежища и повесить, что он и совершает, ничтоже сумняшеся и с превеликим должностным рвением. И это - «красавец-капитан», который еще не так уж и часто появляется на страницах книги. Страшно вообразить, что бы он натворил, удели ему автор чуть больше внимания.
     Гренгуар, болтливый поэт. О его подлом поступке, когда Эсмеральда была брошена в опасный момент, а козочка Джали спасена, даже писать противно. «Он прижимал к себе козочку и осторожно отодвигался от цыганки, которая все теснее и теснее льнула к нему, словно это было единственное, последнее ее прибежище... <...> Он взвешивал судьбу цыганки и козы и смотрел то на одну, то на другую влажными от слез глазами, бормоча: «Но я ведь не могу спасти вас обеих!» И это, заметьте, был человек, обязанный цыганке жизнью, не лишенный чувствительности, коль скоро он был поэтом. Мда...
     Квазимодо... конечно, по отношению к Эсмеральде он ничего плохого не совершал. Зато по натуре и инстинктам был настоящий убийца (теперь таких показывают в фильмах о маньяках - жертвах вырождения американской глубинки). Автор неоднократно называет его «свирепым», «ужасным горбуном» и так далее.
     Квазимодо ничего не стоит искалечить просто слишком близко подошедшего к нему человека или на того, к кому горбун испытывает неприязнь: «Один школяр, кажется Робен Пуспен, подошел поближе и расхохотался ему прямо в лицо. Квазимодо ограничился тем, что взял его за пояс и отбросил шагов на десять в толпу... <...> Приземистый, взлохмаченный, чудовищный, настороженный, свирепый, облизывая свои кабаньи клыки, рыча, точно дикий зверь, он одним движением или взглядом отбрасывал толпу назад. Архидьякон и Квазимодо свернули в узкую темную уличку, и туда никто уже не посмел следовать за ними, ибо одна мысль о скрежещущем зубами Квазимодо преграждала туда доступ. <...> Глаз Квазимодо засверкал. Звонарь едва не бросился на капитана...».
     А также - с наслаждением убить врага: «И тогда в этом полумраке, при колеблющемся свете факелов, произошло нечто ужасное. Квазимодо схватил левой рукой обе руки Жеана, а Жеан не сопротивлялся – он чувствовал, что погиб. Квазимодо, вскочив на парапет галереи, одной рукой схватил школяра за ноги и принялся вращать им над бездной, словно пращей. Затем раздался звук, похожий на тот, который издает разбившаяся о стену костяная шкатулка; сверху что то полетело и остановилось, зацепившись на трети пути за выступ. Это повисло уже бездыханное тело, согнувшееся пополам, с переломанным хребтом и размозженным черепом».
     При всяком удобном случае Квазимодо стремится наброситься на обидчика. Смею утверждать - если бы не та самая «слеза за каплю воды», горбун и к Эсмеральде питал бы не самые теплые чувства.
     Теперь о Фролло. Несчастный, в сущности, человек. Родители прочили его в священники, иначе говоря - определили его судьбу за него. Послушный сын, он отправился в коллеж. «Когда Клод Фролло был еще очень мал, родители предназначили его для духовного звания. Его научили читать по латыни и воспитали в нем привычку опускать глаза долу и говорить тихим голосом».
     Будучи талантливым ученым, он целиком посвятил себя науке, отдал ей всю молодость, забыл о реальности. «Он был поистине одержим лихорадочным стремлением к приобретению и накоплению научных богатств... Молодой человек полагал, что в жизни есть одна лишь цель: наука». И оказался в конце концов - один...
     Вдобавок у него случилось страшное несчастье - от чумы умерли родители, оставив его маленького брата Жеана сиротой. «Эта катастрофа перевернула жизнь Клода. Оказавшись в девятнадцать лет сиротою и одновременно главой семьи, он почувствовал, как жесток переход от ученических мечтаний к будням. Проникнутый состраданием, он полюбил ребенка, своего брата, страстной, преданной любовью. Это человеческое чувство было необычным и отрадным для того, кто до сих пор любил только книги».
     Кажется, сама судьба обрекла Фролло возиться с младенцами - сперва Жеан, затем Квазимодо, и любой другой мужчина на месте Клода не захотел бы иметь дело с малышами. А он, занятой человек, не только позаботился о детях, но и провел сложнейший методически-коррекционный курс с Квазимодо: «Клод Фролло научил его говорить, читать и писать».
     Вообще удивительно характеризует Клода сцена с усыновлением Квазимодо: если бы Фролло был такой дрянью, разве стал бы он спасать подкидыша Квазимодо от костра (между прочим, рискуя заработать репутацию покровителя дьявольского отродья)? Архидьякон должен был бы первым побежать за факелом. Однако он пожалел маленького урода: «Вид несчастного уродливого, заброшенного существа, потрясшая его мысль, что если б он умер, то его любимого братца Жеана тоже могли бы бросить в ясли для подкидышей, – все это взяло его за сердце; острое чувство жалости переполнило его душу».
     Надо добавить, что Фролло принял участие и в судьбе Пьера Гренгуара – да-да, вы угадали! – поэта священник тоже подобрал сиротой, тоже дал ему образование и не дал умереть с голоду. Гренгуар сам говорит об этом так: «К счастью, я однажды встретил Клода Фролло, архидьякона Собора Парижской Богоматери. Он принял во мне участие, и ему я обязан тем, что стал по-настоящему образованным человеком…» Поневоле почувствуешь уважение – какие у архидьякона были педагогические способности.
     Таким образом, мэтр Клод спас двух детей и одного Гренгуара (который, право же, по сути своей все равно что младенец), не рассчитывая получить за свою благотворительность никакой благодарности. И этого человека называют чудовищем?
     Единственная ошибка, которую совершил Фролло, – это Эсмеральда. Обладая страстной натурой (которую приходилось сдерживать в узде по многим причинам), архидьякон внезапно утратил контроль над собой. Впечатлительность и пылкое воображение превратили внезапную влюбленность в «наваждение, роковое влечение».
     Так неужели кто-то имеет право осуждать эту незаурядную личность лишь потому, что он один раз оступился?

__________________________________
* Использовался текст романа В. Гюго «Собор Парижской Богоматери» (перевод Н. А. Коган)