Веет осени запахом близко,
                                       Зимний ветер рвет листьев страницы –
                                  Так быть должно, ничего изменить не могут
                                            Бриллианты на твоих ресницах...
                                                                           
   
   Проснувшись  утром, Аделина с тревогой прислушалась -  не  доносится  ли
воронье  карканье,  не скрипит ли черепица на крыше, не  скребется  ли  под
полом  мышь.  Было тихо. Особенно незамутненной тишина в доме Аделины  была
потому,  что у нее, в отличие от всех остальных жителей Клерво, не было  ни
кур,  ни  коз,  ни  даже собаки. Вся домашняя скотина  либо  подохла,  либо
разбежалась. Она бы и сама с радостью сбежала, если бы смогла.
   Аделина   спустила  ноги  с  кровати,  подбежала  к  окну  и   осторожно
выглянула.  Соломенный человек стоял у ограды ее усадьбы - у самой  ограды.
Вчера  он был на несколько шагов дальше. Аделина тяжело навалилась на косяк
окна, упершись в него лбом, закусила губу и горько заплакала, размазывая по
щекам  слезы. Немного погодя она успокоилась, умыла липкое лицо, оделась  и
заплела  косы  – у нее оставался еще один, последний, день, и  прожить  его
надо было с толком.
   Хорошее  утро должно начинаться с хорошего завтрака, говорили в  Клерво.
Аделина развела в очаге огонь и подвесила над ним котелок с пресной овсяной
кашей,  прибереженной со вчерашнего дня, достала деревянные миску и  ложку,
положила рядом с ними нож.
   В  закрытое  окно  ударился скворец – девушка, не  глядя,  потянулась  и
привычной рукой толкнула раму, впуская птицу в дом. Тот покружился  немного
и  уселся  на  стол,  оживленно  вертя во  все  стороны  головой  и  весело
подпрыгивая.
   -  Ты  снова  пришел? – через плечо равнодушно спросила  Аделина  бойкую
птицу. - Хочешь каши?
   -   Нет,   благодарю.  -  Аделина  даже  не  вздрогнула,  когда  скворец
перекинулся  человеком: теперь это был высокий старик  с  пегой  бородой  и
неприятными  белесыми глазами. - Ты же знаешь, я пришел сюда ради  другого,
сокровище мое.
   Она отвернулась от него и в сердцах стукнула крышкой о котел.
   -  Ты  видела того, кто стоит у твоего дома. И ты догадываешься, что  он
идет именно к тебе. Думаю, к ночи он будет стоять там же, где я сейчас. Что
же ты молчишь? Или мне повторить свои условия еще раз? В последний раз.
   Аделина  ложкой на длинном черенке осторожно помешала овсянку, чтобы  не
подгорела.
   -  Что тут такого - быть моей любовницей? Не пересудов же ты боишься,  в
самом  деле,  ведь с тех пор, как твой брат Теобальдо ушел в  наемники,  ты
живешь  совсем  одна  и...  пора снимать котел  с  огня,  солнце  мое...  и
деревенские старухи уверены, что  ты не блюдешь себя. Я, конечно, мог бы им
сказать правду, но разве колдуну поверят?
   Аделина  наложила  полную  миску  каши,  взяла  с  полки  хлеб  и   села
завтракать. Колдун уселся на другом конце скамьи и, подперев щеку  ладонью,
с любопытством наблюдал, как она ест. Когда Аделина отрезала себе от краюхи
четвертый кусок, он невзначай заметил:
   - Если ты сегодня съешь весь хлеб, тебе придется голодать в другие дни.
   Аделина,  глядя  на  колдуна в упор, откусила  от  своего  ломтя  кусок,
прожевала его, проглотила и только после этого ответила:
   - Меня уже не заботят другие дни. Я умру этой ночью, забыл?
   Колдун пожал плечами:
   -  Согласись  быть  моей и не погибнешь. Что за глупое  упрямство?  Тебя
отталкивает моя старость? Но я могу обернуться и мальчиком, смотри.
   На  глазах  Аделины  старик превратился в красивого  восемнадцатилетнего
юношу.
   -  Теперь  я твой ровесник. У меня черные волосы и синие глаза.  А  если
хочешь,  буду светловолосым и черноглазым, как Теобальдо. Это  нетрудно.  Я
могу  менять  облик хоть каждый день. Если пожелаешь... -  он  потянулся  к
Аделине, но она оттолкнула его.
   -  Я  дорожу своей душой, и мерзкому колдуну, еретику и демонопоклоннику
не  достанусь,  -  процедила она сквозь зубы. -  Уходи.  Тебе  нечем  будет
поживиться здесь, Рейф-Безбожник.
   Колдун выслушал ее, не прерывая, но сделал мягкое замечание:
   -  Помнишь,  что  за слово «Безбожник» я обещал вырвать тебе  глаза?  Не
думай,  что  я этого не сделаю – но время еще терпит. – Аделина  равнодушно
пожала плечами. - Я понял тебя, Аделина из Клерво. Я уйду.
   Вопреки  обыкновению Рейф не улетел, обернувшись скворцом,  а  вышел  из
дома  Аделины  в человеческом облике. Последовав за ним и остановившись  на
крыльце,  девушка  убедилась,  что  высокий  красавец  с  черными  волосами
действительно  уходит прочь. Приблизившись к чучелу,  колдун  на  мгновение
задержался,  всматриваясь в лицо Соломенного человека,  грубо  нарисованное
углем  на  деревянном  шаре,  который  служил  ему  головой.  Потом  колдун
обернулся  и  посмотрел на Аделину, которая казалась такой же невозмутимой,
как и посланное ее убить пугало, и вдруг исчез в беззвучной вспышке.
   Девушка  вернулась в дом, полная тупого серого равнодушия к  собственной
участи. На столе оставалась еда, которая, остыв, становилась еще противнее.
В  очаге ворчало догорающее полено. Аделина снова выглянула в окно, увидела
чучело,  сжала губы, резко развернулась и принялась укладывать в  корзинку,
которая  попалась  ей  под  руку,  остатки  завтрака.  Если  добраться   до
монастыря, еще можно спастись. Если она отдастся под покровительство святых
стен  –  выживет.  И что с того, что придется провести  в  обители,  как  в
тюрьме,  всю  оставшуюся  жизнь.  Соломенный  человек  –  страшнее   любого
заточения.
   Она  нарочно прошла через двор, чтобы не разминуться с чучелом  и  точно
так же, как колдун, остановиться посмотреть Соломенному человеку в лицо.
   
   Колдун  Рейф де Винсоф был из тех, кто всегда добивается своего. Аделина
же  никогда  ничего не могла добиться: ни удержать брата,  который  ушел  с
наемниками,  ни  поддерживать  собственное существование.  Теобальдо  хотел
славы  и  богатства – того, чего в Клерво ни у кого быть  не  могло.  И  он
отправился   в   мир,  чтобы  это  получить,  бросив  на  произвол   судьбы
пятнадцатилетнюю  сестру. Если бы не жизнь впроголодь, Аделина  никогда  не
пошла бы работать к Рейфу-Безбожнику — но ему требовалась служанка, а ей  —
деньги.
   Деньги  были  нужны позарез, а их не было, и достать было  негде.  После
смерти  родителей об Аделине заботился брат, Теобальдо, - имелся  у  них  и
свой дом, и сад, и кусок пашни, и покос, они держали коз и большой птичник.
Однако все быстро пошло прахом – оказалось, что в неурожайные годы их семья
много задолжала богатому мельнику, взяв в свое время большую отсрочку, и он
поспешил  взыскать  все до денье с сирот, пока они не погубили  имения.  За
долги отошли земля, стадо и небольшой запас серебра, скопленный родителями.
   Теобальдо  нанялся  в  подмастерье к кузнецу,  но  не  выдержал  тяжелой
работы  и  однажды, когда хозяин взял его с собой на ярмарку, встретил  там
вербовщиков  и  сбежал, чтобы попытать счастья. Аделина не держала  зла  на
брата  – она, как и все в Клерво, была уверена, что за предательство судьба
страшно отомстит ему и еще заставит приползти к родному порогу и умолять  о
милости.  Поэтому девушка спокойно ждала, когда придет ее время поквитаться
с изменником.
   Более  трех  лет  она  крепилась,  зарабатывая  на  жизнь  рукоделием  –
прядением, ткачеством, шитьем – пока не пришлось совсем худо. Клерво  стало
все  более  и  более беднеть, никто не мог платить ей за труд  –  самим  бы
хватило.  Когда  по три дня в неделю ей пришлось голодать, Аделина  поняла,
что  скоро  не  выдержит и пора идти наниматься прислугой.  А  единственным
человеком в Клерво, который  мог кормить не только себя, но и служанку, был
Рейф  де  Винсоф – он по-прежнему ни в чем не знал недостатка,  потому  что
всем был нужен и им дорожили.
   Она пробыла у колдуна недолго...
   
   Его  звали  «Безбожником»  (в Клерво всех чудодеев  звали  так),  но  не
сторонились  его  и не пытались изгнать – Рейф искусно лечил  недуги  и  не
поддавался на уговоры сварить любовное зелье, наслать проклятье или мор. Он
уединенно  жил в небольшой усадьбе неподалеку от Клерво. Калитка в  тяжелых
сосновых  воротах  не  запиралась – слишком часто  к  хозяину  наведывались
посетители,  но Аделина, поднявшись на широкое крыльцо, долго собиралась  с
духом, прежде чем постучаться.
   - Заходи, дитя, - медным голосом загудело кольцо на входной двери.
   За  дверью стоял сам Рейф де Винсоф. Он не был ни дурен, ни хорош  собой
–  мужчина  лет  тридцати  пяти самой простой наружности:  чуть  удлиненное
бледное лицо, серо-голубые глаза, широкие брови, густые и гладкие пепельные
волосы, более темного оттенка, чем у Аделины.
   - У тебя дело ко мне?
   Аделина кивнула и сказала, что пришла наниматься в прислуги. Дальше  всё
ладилось уже без ее участия: колдун сам провел ее по всему дому, показал ее
каморку  при кухне, поставил все условия службы и выдал ключи от  кладовой.
Ей оставалось только смотреть и запоминать.
   Работа  была  не  особенно тяжелой – обычные женские  хлопоты  по  дому.
Смущала  ее  одна  привычка колдуна: в первые дни  он  редко  покидал  свои
комнаты,  но  по  мере того, как шло время, де Винсоф все  чаще  выходил  и
наблюдал  за  работой Аделины. Это ее раздражало, но сделать ему  замечание
она,  конечно же, не смела. Обычно колдун садился в кухне, у теплого очага,
и  перебирал  янтарные  четки  или читал книгу.  И  хотя  он  смотрел,  как
перекатываются  в  его  пальцах бусины, Аделина чувствовала,  что  все  его
внимание сосредоточено на ней – словно кот подстерегал мышь.
   Однажды  Аделина не выдержала и спросила напрямик, зачем  он  следит  за
ней.
   -  В  моем доме никогда прежде не бывало женщин, - нимало не смутившись,
ответил колдун. – Вот мне и любопытно всё, что ты делаешь.
   -  Можно подумать, большое удовольствие пялить глаза на такую простушку,
как я, – проворчала Аделина.
   -  Большее, чем я мог себе представить, - обронил он. – Ты, конечно  же,
отнюдь не красавица, но и не страхолюдина.
   Аделина  так  рассердилась,  что  в сердцах  пожелала  подурнеть,  чтобы
колдуну было противно на нее смотреть.
   
   Когда  колдун уходил по делам, девушка была счастлива – некоторое  время
ее  не  жег  назойливый взгляд, не беспокоило его присутствие, и она  могла
отдохнуть  от  Рейфа де Винсофа. Но он всегда возвращался  неожиданно,  чем
изрядно бесил Аделину.
   Жизнь  в  его  доме,  впрочем, не была лишена приятности.  Прежде  всего
колдун заказал Аделине у портного новую одежду, объяснив свой поступок тем,
что  его  служанка  не  должна  ходить в крестьянской  рванине.  Аделина  с
удовольствием сменила домотканые поношенные вещи на новые платья из тонкого
льна  – одно было темно-синего цвета, другое, более нарядное, - травянисто-
зеленого.  Еще  у Аделины появились пара башмачков козловой кожи  и  черный
суконный  плащ с капюшоном, по краю обшитый золотистой тесьмой. У нее  было
даже  зеркальце  –  не  металлическое, а  настоящее,  стеклянное;  подобной
диковинки не имелось ни у кого в Клерво.
   Аделина  ничуть  не сомневалась, что подарками колдун  хочет  купить  ее
верность,  а,  возможно, сделать ее пособницей в своих  богомерзких  делах,
поэтому держалась настороже, хотя ее женское сердце втайне таяло, когда  ей
в  руки  попадали замечательные обновки. Волей-неволей Аделине  приходилось
быть любезной с колдуном.
   Однажды  колдун  два  дня кряду провел, запершись в своем  кабинете,  не
прерывая  работу даже для того, чтобы поесть. На второй день,  уже  поздним
вечером, он спустился в кухню к Аделине и попросил подать ему ужин. Девушка
накрыла на стол, но колдун почти не притронулся к еде – от усталости у него
пропал аппетит.
   -  Нет,  кусок  не  лезет в горло, - отодвинул он тарелку.  –  И  голова
кружится. Выйдем лучше посидеть в сад, дитя.
   Они  вышли  из  дома  и сели на скамью, стоявшую под  большим  каштаном.
Колдун поднял лицо к небу и проговорил:
   - Луна – солнце мертвых. Нынче она, правда, не очень-то кругла…
   Аделина поежилась. В Клерво лунному свету не доверяли: он выманивает  из
нор  оборотней  и  зловредный  лесной народец,  делает  человеческую  кровь
больной  и слабой, мутит рассудок, насылает гнетущие кошмары. Сама Аделина,
если  случалось работать по ночам, занавешивала все окна, чтобы лунный  луч
не  проскользнул внутрь дома. Но в ту ночь луна показалась  ей  красивой  и
похожей  на серебряную подвеску, виденную ею однажды на ярмарке – подвеску,
которую ей было ни за что не заполучить, сколько ни мечтай.
   - Нехорошо смотреть на нее, - вздохнула Аделина.
   -  Почему?  –  взглянул на нее колдун. – Думаешь,  прямо  сейчас  из-под
земли  поднимутся лесные дети и начнут плясать у нас под ногами,  чтобы  мы
уснули, а потом унесут нас в свои глубокие пещеры?
   Аделина  настороженно всмотрелась в кусты и траву – запутавшиеся  в  них
тени  были  необычны видом и уродливы, но это были неподвижные и  неопасные
тени.
   -  Даже если они появятся, - наконец заключила она, - вы – колдун. Вы же
защитите меня?
   В  свою очередь задумался де Винсоф – он смерил Аделину взглядом,  каким
мясник определяет вес привезенной ему говяжьей туши.
   - А зачем? – спросил он. – Мне нет до тебя никакого дела, девочка.
   Аделина воззрилась на колдуна, и чем дольше она смотрела в серые  глаза,
тем  наглее  и самонадеяннее становилось их выражение. Аделине вдруг  стали
противны  и  свежесть сада, и тусклый лунный свет, и сидящий рядом  колдун.
Она молча поднялась, поклонилась и ушла в дом.
   Любование  луной не прошло для нее даром: та же самая ночь  принесла  ей
дурной сон о Теобальдо – липкий, тяжкий, привязчивый, стоящий перед глазами
даже днем и мешающий думать о чем-либо, кроме него. Однако Аделина, как  ни
хотелось бы ей держать зло на де Винсофа, понимала, что обвинять в том, что
ее стал преследовать сон, колдуна нельзя – она могла и не выходить в лунный
сад.  И даже в своем грубом ответе он был не виноват, говорила себе, злясь,
Аделина. Если ее бросил родной брат, зачем хозяину, чужому человеку, печься
о  ее  благополучии.  Это ей следовало быть умнее  и  не  спрашивать  такие
несусветные глупости у колдуна-безбожника, который презирает, должно  быть,
все   законы  божеские  и  человеческие,  иначе  не  стал  бы  пренебрегать
бессмертием собственной души.
   Аделина  еще  долго  издевалась  бы  над  собой  и  изводила  сама  себя
насмешками,  если  бы колдуну не прислали целую корзину  белого  винограда.
Ягоды были великолепные, спелые, без единого изъяна, так и просились в рот.
И Аделина не удержалась и взяла небольшую кисть.
   -  Бедное  дитя,  -  с  приторной жалостью  вздохнул  колдун,  незаметно
появившийся в кухне. – Если тебе так хочется винограду, возьми.
   От  стыда  у  Аделины закружилась голова – колдун поймал ее за  руку  на
воровстве.
   - Я… я не хотела, - пробормотала она.
   - Не стесняйся, Аделина, - настаивал колдун, подталкивая ее к блюду.
   Ни  за  что  на  свете Аделина не смогла бы проглотить  самой  крохотной
ягодки, а колдун, положив тяжелую ладонь ей на затылок, все ниже нагибал ее
голову  к  блюду.  Аделина  оцепенела  и  не  делала  ни  малейшей  попытки
вырваться.
   Вдруг колдун отпустил ее:
   - Иди и больше не греши, девочка.
   Убежав  к  себе  в  каморку, Аделина долго и  горько  плакала,  пока  не
уснула. Разбудило ее прикосновение к щеке – чьи-то пальцы провели по липкой
от  слез  коже. Аделина открыла глаза и увидела стоявшего над  ее  постелью
колдуна.
   - Тебе кажется, что я жесток?
   Она отвернулась к стене.
   -  Нисколько,  дитя. Я пытаюсь сделать тебя сильнее, так  что  будь  мне
благодарна.  Не  думай,  что здесь тихая гавань, а я  –  добрый  волшебник,
раздающий королевства и прекрасных принцев сироткам вроде тебя.
   - Я так и не думаю, - откликнулась Аделина.
   -  Вот  и  умница. Поскольку я уверен, что ты в жизни больше не  станешь
есть  виноград,  даже под страхом смерти, я принес тебе  персик.  Они  тоже
очень вкусные.
   Аделина медленно повернулась и посмотрела на колдуна, который стоял  над
ней,  протягивая спелый золотистый плод. Она подняла руку и взяла персик  у
искусителя.
   
   Как-то  раз,  уже  поздним вечером, она чистила медную кухонную  утварь,
напевая за работой:
   - Веет осени запахом близко,
   Зимний ветер рвет листьев страницы –
   Так быть должно, ничего изменить не могут
   Бриллианты на твоих ресницах.
   
   Там, где белым всё бело от снегу,
   Воды озера льды заковали –
   Так быть должно, ничего изменить не могут
   Затаенные в глазах печали.
   
   Но весна разразится дождями,
   Теплым солнцем согреет, как прежде –
   Так быть должно, пока не погас огонь в нас,
   Тот огонь, что зовется надеждой.
   
   - Какая глупая песня, - внезапно раздался голос колдуна.
   Аделина вздрогнула, но не прекратила полировать тряпицей дно сковороды:
   - По мне и она хороша.
   Колдун  присел  у  стола и принялся смотреть на  Аделину,  пока  она  не
подняла голову и не взглянула на него с мрачной яростью. Колдун улыбнулся и
наконец отвел от девушки взгляд.
   -  Чистишь медь… А я никогда не чистил своих медных крыльев…  -  взяв  в
руки  один из блестящих котелков, он поднес его к глазам. - Я в его гладких
боках не отражаюсь. Ты знаешь, что у меня нет отражения?
   Аделина  не  ответила.  Ей совсем не хотелось говорить  с  де  Винсофом,
особенно про отражения.
   -  В  прежние  времена  была  на свете Школа  Чернокнижия,  -  начал  он
рассказывать  без приглашения. - Обучали там колдовству и  древним  наукам.
Находилась эта школа в прочном подземном доме, поэтому окон там не  было  и
всегда  царил мрак. Учителей в Школе Чернокнижия тоже не было, а все  науки
изучались  по книгам, написанным огненными буквами, и читать их можно  было
только  в  темноте.  Учение длилось от трех до семи лет,  и  за  это  время
ученики ни разу не поднимались на землю и не видели дневного света.  Каждый
день  серая лохматая лапа высовывалась из стены и давала ученикам  пищу.  И
еще  одно  правило  соблюдалось в этой школе: когда  ученики  покидали  ее,
дьявол  оставлял  у  себя  того, кто выходил  последним  –  поэтому  каждый
стремился  выйти  первым. Однажды ученик Школы Чернокнижия,  который  более
других  преуспел  в  колдовской  науке  и  которого  чёрт  особенно   желал
заполучить, предложил нечистому духу сделку: «Уважаемый мэтр. Мне известно,
что  по  окончании обучения одного из школяров вы непременно  оставляете  у
себя  на   службе.  Знаю  я  также и то, что  вы  надеетесь  сделать  своим
подмастерьем именно меня. Но вот в чем дело: я хотел бы оставить после себя
потомство,  а  для  этого  мне нужно вернуться на землю,  найти  подходящую
девушку  и  жениться, как того требуют законы божеские и  человеческие.  Не
могли бы вы отпустить меня на некоторое время?»
   «Ты  полагаешь,  я  настолько доверчив? - усмехнулся  чёрт  в  ответ  на
просьбу юноши. - Ни на одно мгновение я не выпущу тебя из этих стен». –  «Я
предвидел  ваши  возражения,  -  не смутился  ученик.  -  Разумеется,  ваши
опасения, что я не вернусь, понятны, поэтому я хочу предложить взять вместо
меня  заложника, который оставался бы у вас, пока я буду жить на земле».  –
«Я  не согласен. Вы, люди, легко предаете друг друга. Откуда мне знать,  не
бросишь  ли  ты своего заложника, только бы ускользнуть самому?»  -  «Этого
заложника  я  не брошу, - улыбнулся юноша, - ведь это будет моё  абсолютное
подобие». - «О чем ты говоришь?» - подозрительно переспросил чёрт.  «Вы  не
забыли, мэтр, что у меня есть брат-близнец?» - напомнил юноша.
   «А,  тогда  другое  дело! - обрадовался чёрт, знавший,  что  у  молодого
чернокнижника  и  вправду есть брат. - Давай его сюда и можешь  идти,  куда
хочешь».  – «Означает ли это, что я могу быть свободен, пока не вернусь  за
своим заложником, дабы занять его место?» - «Да, так и будет», - подтвердил
чёрт.
   Тогда  ученик  подвел чёрта к стене, на которой висело большое  зеркало.
Встав  так, чтобы они отражались в нём в полный рост, ученик сказал  чёрту:
«Вот, мэтр, моё абсолютное подобие — забирайте его и держите у себя, а  мне
дайте свободу, как обещали».
   Так  чёрт  лишился  своего лучшего ученика, а колдун Рейф  де  Винсоф  —
отражения…
   Аделина  повернулась к нему, чтобы сообщить – он ее  своими  россказнями
не разжалобил, но застыла в изумлении, так и не  произнеся ни слова.
   -  Это всё из-за твоей глупой песни, - прерывающимся голосом пояснил  он
в ответ на ее растерянный взгляд.
   -  Может  быть,  - смущенно ответила Аделина, стараясь  не  смотреть  на
залитое слезами лицо колдуна.
   -  Спой еще раз, - попросил он. Девушка подчинилась, и де Винсоф сидел и
слушал  ее,  продолжая тихо плакать, а Аделина делала вид,  что  ничего  не
замечает.
   После  долгого молчания Аделина решилась рассказать ему про свой  дурной
сон  –  колдуны ведь умели отгадывать сны и толковать их. Ей  снилось,  что
Теобальдо превратился сначала в змею, потом в незнакомого ей чужого  юношу,
а  потом  –  в  чудище  с  косматым телом и  человеческой  головой.  Колдун
внимательно  выслушал  ее  и сказал, что может  погадать  на  капле  крови.
Аделине  не  очень хотелось давать ему свою кровь – в Клерво знали,  что  с
помощью  волос, крови или слюны можно наслать порчу, но сон  про  Теобальдо
был  настолько  мерзким  и  гнусным, что ради правдивого  его  истолкования
стоило рискнуть.
   Колдун  раскалил  на  огне свечи широкий клинок кинжала,  быстро  уколол
указательный палец Аделины серебряной иглой и выцедил несколько  капель  на
лезвие.  Пока  они,  шипя, испарялись, де Винсоф напряженно всматривался  в
узоры,  проступившие на поверхности стали. Вдруг он сдвинул  брови,  словно
ему  причинили внезапную боль, и, дунув, потушил свечу. Он и Аделина сидели
в темноте долгое время  и молчали.
   -  Не  стоит  тревожиться  за Теобальдо, дитя,  -  наконец  подал  голос
колдун.  – Твой сон предвещает ему неслыханную удачу. Змея – это богатство,
которое он обретет. Чудище означает, что его будут бояться враги и что  имя
его  будет  греметь грозной славой. А юноша, которого ты видела…  -  колдун
едва  слышно  вздохнул,  - твой суженый, которого  ты  встретишь  благодаря
своему брату. Вот что я видел, вот что должно сбыться с тобою когда-нибудь.
А  теперь  я  пойду к себе. Не тревожь меня, пока я сам не  выйду  к  тебе.
Читать будущее – утомительное занятие и отнимает много сил.
   И де Винсоф удалился, пошатываясь и держась за стены.
   
   С  того  дня он стал внимательнее прежнего наблюдать за Аделиной, словно
тюремщик  за важной заключенной. Он не спускал с нее глаз и уже  не  прятал
взгляда  за  книгами, как будто был настороже и ожидал от Аделины  подлости
или предательства. Из-за этого его взгляда она и ушла. А еще потому, что  в
доме  колдуна  было  слишком много дверей, но не все  были  на  самом  деле
дверями. Де Винсоф не запрещал девушке открывать их. Возможно, он просто не
подумал предупредить ее. Аделина крепилась, сколько могла. Но жить в  доме,
где дверей было больше, чем нужно, оказалось нестерпимо для ее любопытства.
Улучая  время, она отворяла их одну за другой. За некоторыми не  находилось
ничего,  кроме липкого синего тумана, стремящегося перелиться через  порог,
стоило  лишь  приоткрыть дверь, вонючей темноты или,  что  было  даже  хуже
мрака,  яркого  света,  каждый луч которого случайно мог  порезать  острыми
гранями глаза. Но самой страшной дверью была та, что вела прямиком в ад.
   Когда  Аделина  открыла  эту  дверь,  она  еще  не  знала,  что  за  ней
находится, но хватало даже одного взгляда, чтобы понять.
   Крепко  ухватившись  за  косяк, она стояла  на  верху  головокружительно
высокой   лестницы   и  смотрела  вниз,  на  чужой  и  отвратительный   мир
Преисподней.  В  лицо ей дул горячий ветер, несший частицы  золы,  песка  и
соли,  вкус которых ощущался на губах. Аделина приставила ладонь  щитком  к
глазам и всмотрелась в бурые равнины ада, где прогуливались, играли друг  с
другом или сидели в задумчивости многочисленные демоны.
   Все  без  исключения демоны были прекрасны. Аделина решила, что  красоту
они сохранили еще с тех времен, когда были не падшими, а просто – ангелами.
Они  сразу  почувствовали  ее присутствие и начали  собираться  к  подножию
лестницы:   кое-кто  вырастал  прямо  из  раскаленной  почвы,  стремительно
поднимаясь  над  поверхностью;  кто-то возникал  в  воздухе  из  тучи  алых
мерцающих  точек; другим стоило лишь поднять голову и устремить на  девушку
взгляд  – и, как бы далеко ни находились, они в то же мгновение оказывались
у лестницы.
   Аделина  смотрела  на демонов сверху вниз, демоны на   Аделину  –  снизу
вверх.  Обжигающий  ветер,  который душил  Аделину  и,  казалось,  старался
столкнуть  ее вниз, не смел пошевелить ни волос стоявших внизу демонов,  ни
их одежд.
   Внезапно  раздался  оглушительный  гром,  словно  вразнобой  ударили  во
множество медных колоколов. Аделина зажала уши руками, покачнулась и  упала
на  колени.  Демоны подняли глаза к желтому небу, и Аделина тоже посмотрела
туда  –  с высоты камнем, как ястреб на добычу, падала вниз птица с тусклым
оперением,  которое,  разрезая тугой воздух,  и  производило  шум.  Девушка
разглядела, что голова у нее была человеческая, но лишь отчасти – на  лице,
заросшем  перьями,  вместо носа и рта располагался изогнутый  клюв.  Птица-
демон неслась к Аделине, вытянув черные руки с когтями. Девушка едва успела
вскочить  на  ноги  и захлопнуть дверь, прежде чем эти руки  коснулись  ее.
Аделина  накинула  щеколду и прижала дверь плечом,  ожидая,  что  от  удара
демона  об  нее покачнется весь дом. Но было тихо. Она помедлила  некоторое
время,  прислушиваясь,  но  никто не пытался пройти  через  дверь.  Аделина
медленно перекрестилась и, пятясь, стала отходить от двери. Под башмаком ее
что-то хрустнуло. Она взглянула себе под ноги и увидела раздавленное темное
перо.  Оно  залетело из раскрытой двери. Аделина подняла  перо  и  порезала
палец  –  край  был  острый, а само перо, хоть и не тяжелее  обыкновенного,
сделано из старой меди.
   
     Колдун  в  тот  день не появлялся дома очень долго. Аделина  сидела  в
кухне  наедине  со  свечой  –  когда догорала одна,  она  зажигала  другую.
Несколько  раз  она вставала, чтобы собрать вещи и сбежать прочь  из  этого
проклятого  дома.  Удерживал ее только страх (и он был даже  сильнее  ужаса
перед  демонами  за дверью), что, вернувшись и не найдя  ее,  колдун  будет
очень-очень-очень-очень зол. И его злость может оказаться хуже, чем  полный
демонов ад. И девушка продолжала ждать.
   Он появился у нее за спиной, наклонился над ее плечом и задул свечу.
   -  Ах, ты ждешь меня, будто верная подруга, и не ложишься спать. Прости,
что тебе пришлось беспокоиться из-за меня.
   Он   сел  напротив  нее,  положив  локти  на  стол.  Лицо  у  него  было
измученное, осунувшееся, но веселое. Он шутя погрозил девушке пальцем:
   -  Если ты еще раз откроешь эту дверь - умрешь. В том случае, если  тебе
повезет умереть, дитя.
   -  За  той  дверью был ад? - глядя себе на руки, спросила  Аделина.  Она
надеялась, что это был какой-то колдовской трюк.
   - Разумеется, - коротко рассмеялся он.
   - Как вы узнали, хозяин? – задрожала она.
   Он легко коснулся ее виска:
   - В твоих волосах осталось немного адского пепла.
   Она опустила голову, с ужасом ожидая наказания.
   -  Если говорить всю правду, я знаю, что ты открывала дверь, потому  что
мне  рассказал об этом один близкий мне демон. С медными крыльями… то,  что
ты  сделала  –  большая глупость, но я прощаю тебя. И не стану  наказывать,
хотя,  по справедливости, тебя надо бы швырнуть вниз с той лестницы,  а  то
они так скучают.... Любопытство – это порок. Впрочем, и я немного виноват –
оставил двери незапертыми. Должно быть, оплошность моя вызвана тем,  что  я
впервые  держу  в  доме женщину. Впредь буду умнее. – Он продолжал  голосом
мягким, как атлас. – Тебе они понравились, эти демоны? Они так красивы, так
утонченны… Но их облик – ложь. Их красота – ложь. Их прелесть – яд. Приятно
ими любоваться – их силой, их темной притягательностью. А восхищалась бы ты
ими,  если,  как я, попала в ад? Видеть их всегда рядом, подчиняться  им  и
бояться  их  –  это  пытка для человека. Я согласился на  нее  добровольно,
потому что в молодости (я тогда был гораздо моложе тебя, девочка) глупость…
да глупость… она дорого мне обошлась. Я едва не занял свое место среди этих
прекрасных, обворожительных чудовищ – тогда тебе было бы интереснее со мной
беседовать, да? Ты бы не отворачивалась и не делала скучную гримаску.
   -  Здесь  слишком  темно.  Верните свет, -  попросила  Аделина,  которой
неуютно  было  находиться  рядом  с  колдуном,  который  радостным  голосом
произносил такие странные речи.
   -  Свет слепит глаза. Только в темноте мы становимся зрячими. Никому  не
нужен  свет.  В  темноте урод может представить себя  красавцем,  старик  –
юношей… Зачем тебе свет?
   - Потому что я не урод и не старик, - прошептала Аделина.
   -  В  этом  тебе  повезло, - тихо-тихо рассмеялся колдун. –  Более,  чем
мне.  Мне  нравится быть с тобой – ведь ты никогда не видела и  не  увидишь
того,  что  довелось мне, поэтому я могу рассказывать тебе всякие небылицы,
не боясь быть уличенным во лжи.
   - Темноту любят только те, кто темны душой, - сказала она.
   -  А,  -  протянул колдун по-прежнему весело, - так вот как ты  обо  мне
думаешь…  Какая  умная мне досталась служанка, какая… -  он  не  договорил,
потому что Аделина угрожающе произнесла:
   - Зажги свет, колдун.
   Он  послушался,  но  на конце свечного фитиля загорелось  не  желтое,  а
мертвое голубое пламя.  Колдун смотрел на свечу и улыбался.
   Аделина  от этой улыбки почувствовала головокружение: он никогда  ее  не
отпустит  по  доброй  воле,  поняла она. Она же знает,  что  он  практикует
демонологию, а Инквизиция этого не одобряет. Он никогда ее не отпустит.
   Она подняла голову и посмотрела ему в глаза:
   -  Я  не  останусь в доме, откуда можно прямиком попасть в  преисподнюю.
Отпусти меня.
   Аделина с удивлением увидела, что колдун растерялся:
   -  Но  ты…  ты  хорошая  служанка. Я доволен твоей работой.  Зачем  тебе
уходить? Может быть, я мало плачу тебе жалованья? Хочешь больше? Золотом  я
не дорожу.
   Аделина  пристально  смотрела на него и не могла понять,  отчего  колдун
столь взволнован. Де Винсоф заметил ее взгляд и овладел собой.
   Он попытался заговорить с ней ласково:
   -  Юное  дитя,  которое не знает зла… зато знает предательство.  У  тебя
никого нет, кроме меня.  Куда ты пойдешь – к брату, который бросил тебя?
   Аделина  неожиданно  рассердилась: мало того, что  этот  мерзкий  колдун
запугивал  ее  –  он еще смел напоминать ей о таких неприятных  вещах,  как
побег  Теобальдо. Пусть она живет в его доме, работает на него, но  терпеть
от него оскорбления не станет.
   - Дела моей семьи тебя не касаются, Рейф-Безбожник.
   Он усмехнулся – уже отнюдь не добродушно - но спокойно ответил:
   -  Да?  Время покажет… Впрочем, мне всё равно – найти служанку нетрудно.
Но  я привык к тебе. Кроме того, ты почти нищая и умрешь с голоду, если  не
будешь  работать  у чужих людей. И запомни, девочка: если  будешь  называть
меня Рейфом-Безбожником, я у тебя глаза вырву.
   -  Лучше я наймусь поденщицей или работницей в придорожный трактир,  чем
буду  служить тебе, Безбожник. Ты давно погубил свою душу, но я не дам тебе
утащить и меня в бездну.
   Колдун  побледнел  и  поднял  кулаки – Аделина  вжала  голову  в  плечи,
ожидая,  что  на  нее обрушатся удары, но колдун не тронул ее.  Пробормотав
«Проклятые  женщины!», он выбежал вон. Аделина решила – это  означает,  что
она  получила расчет. Не медля ни минуты, она собрала свои вещи и вернулась
домой.
   Позже среди тряпья она нашла мешочек с медными и серебряными монетами  –
сумма  намного  превышала  то, что должна была  получить  девушка.  Аделина
хотела  вернуть излишек колдуну, но побоялась возвращаться  к нему и  после
недолгого размышления пожертвовала всё в монастырь Марвейль.
   
   Несколько недель спустя у ее порога впервые появился колдун.
   - Я решил, что ты будешь моей. Любовницей, разумеется.
   Аделина поднялась ему навстречу из-за прялки и уронила веретено.  Колдун
произнес  ей  приговор так спокойно и небрежно, что поначалу она  подумала,
что ослышалась. Де Винсоф поднял с полу веретено и повертел его в пальцах.
   -  Ты знаешь, что святая матерь Церковь разрешила ворожбу и знахарство в
том  случае,  если колдун принесет присягу. Входить в храмы, присутствовать
на  богослужениях и бывать у исповеди нам заказано, но зато  Инквизиция  не
косится, если мы используем чары. Тебе ничего не грозит, если станешь  жить
со  мною.  Я  богат  и щедр и готов баловать тебя, если будешь  послушна  и
услужлива.  А  бояться  пекла и загробного суда – сущее  ребячество:  голод
страшнее. – Колдун взглянул на девушку, словно напоминая, что именно угроза
голода  привела Аделину к нему и заставила предложить свои  услуги.  –  Нет
никаких мук после смерти, дитя. Люди сами придумали их – они ведь так любят
мрачные и ужасные сказки.
   -  А  дьявол?  – живо перебила Аделина. – Тот, кто терзает  грешников  в
Преисподней?
   Колдун потер подбородок – ему, очевидно, не хотелось отвечать.
   -  Ты  же  утверждаешь,  что видел дьявола, коль скоро  он  обучал  тебя
твоему мерзкому ремеслу колдуна? – прямо спросила Аделина.
   Колдун неохотно разомкнул губы:
   -  Я  видел  дьявола. Однако те, кто не хочет накликать  на  себя  беду,
называют его Монсеньором. Он показывается в образе юного белокурого  рыцаря
с орехового цвета глазами.
   - Что же, он зол?
   - Он… печален. Печальнее всех на этом свете и том.
   Аделина недоверчиво покачала головой:
   - Он – Враг. И ты тоже.
   -  Я повторяю: так или иначе, ты будешь моей. Да, моей, - подтвердил  он
задумчиво. – И ничего с этим не поделаешь. Я видел все в капле твоей крови.
Собирайся, ты пойдешь со мной.
   И  тут  впервые Аделиной овладел Гнев. Великий Гнев, не знающий  удержу.
Не  помня  себя, она выхватила у колдуна свое веретено и принялась колотить
им  де  Винсофа  по  голове,  плечам, лицу.  Тот  стоял,  даже  не  пытаясь
заслониться  от  обрушившейся на  него ярости.  Дождавшись,  когда  Аделина
устанет бушевать и остановится, он проговорил:
   - Дитя, это неизбежно. Смирись с тем…
   Аделина  не  дала  ему  закончить.  Поддавшись  невольному  порыву,  она
плюнула колдуну прямо в бесстыжие глаза. Несколько мгновений оба не дышали,
пока де Винсоф не шевельнулся и не зашагал прочь, даже не вытерев плевка.
   Аделина  не  стала  смотреть ему вслед. Она сердито  комкала  и  дергала
насаженную  на гребень прялки кудель, понимая, что колдун все равно  сумеет
добиться своего. Если бы не тот самый Великий Гнев, который с того  дня  не
переставал  ее  жечь, Аделина давно от отчаяния повисла бы в петле,  потому
что де Винсоф начал ей мстить.
   От  Рейфа Аделина натерпелась многого: однажды утром она не смогла выйти
из  дома  –  весь  двор по самое крыльцо зарос крапивой выше  человеческого
роста. Не успела Аделина испугаться, как явился Рейф – пройдя сквозь жгучие
дебри,  причем стебли крапивы сами услужливо отодвигались с его  пути,  так
что ни один лист сорной травы не задел колдуна.
   Впрочем,  после каждой своей выходки он не забывал прийти  и  напомнить,
что готов принять Аделину к себе, как только ей заблагорассудится. И все же
прошлые  его  проделки  казались  ребяческими  проказами  по  сравнению   с
Соломенным человеком.
   
   В   тяжелые   минуты  Аделина  всегда  вспоминала  про  монастырь.   Она
исповедовалась  настоятельнице,  и  та  знала  о  сношениях  де  Винсофа  с
дьяволом. Добрая аббатиса горько сокрушалась, что не может привлечь колдуна
к  духовному суду за связь с демонами, ибо в стенах своих жилищ чародеям не
возбранялось  любое  волхование, если оно не  несло  вреда  людям  и  порчи
имуществу, однако обещала девушке свое покровительство, если Рейф-Безбожник
вздумает  преследовать  ее. Аделина знала, что  в  монастыре  ее  примут  и
защитят.  Аделина терпела до последнего, не желая просить помощи,  понимая,
что за это от нее потребуют принять постриг.
   Дорога  повернула  к  деревьям, хотя Аделина  не  помнила,  чтобы  тропа
петляла  в  этом  месте.  Она  раздвинула  низко  нависшие  над  землей   и
загораживавшие ей путь кусты, протиснулась сквозь листвяные заросли и вышла
к собственной калитке. В ограде  стояло соломенное чучело.
   Аделина  улыбнулась  и прошла к дому. Сев на верхней ступеньке  крыльца,
она  стала  любоваться нежным золотистым закатом – все, что  ей  оставалось
делать.
   От  судьбы  не уйдешь. У них в Клерво говорили – нет страшнее проклятия,
чем приход Соломенного человека. Его нельзя вызвать нигде больше, только  у
них.  Потому  что  именно в Клерво Соломенный человек был  создан.  Давным-
давно,  когда в Клерво стоял крепкий замок,  кто-то из графов Альби убил  в
нем брата, которому не повезло обладать правом первородства, вырезал сердце
у трупа и велел зашить его в грудь соломенного чучела, которое выставили на
крепостной стене. На вторую ночь чучело ушло. Многие видели, как оно, стуча
своей  палкой,  прыжками  пересекало  двор,  направляясь  в  покои  убийцы.
Стражники  графа  преградили  ему,  но все  они  погибли.  Завершившийся  в
опочивальне  граф  слышал  их  крики, но не  пожелал  выйти.  Когда  чучело
добралось  до  своего младшего брата, волосы графа были серыми  от  седины.
Соломенный человек уволок властелина Альби, и никто с тех пор его не  видел
живым.
   Позже  Соломенный  человек  снова появился в  Клерво,  волоча  за  собой
растерзанный  труп.  Чучело  прыгало по  дороге  к  монастырю,  и  мертвец,
которого  он дергал за привязанную к шее веревку, оставлял в пыли  кровавый
след.   Бросив  свою  ношу  у  ворот  святой  обители,  Соломенный  человек
крутанулся на палке и исчез.
   Все  знают,  что  колдун может призвать демонов, чтобы отомстить  врагу.
Рейф угрожал, что сделает нечто ужасное, если Аделина откажется подчиниться
ему.  Если  бы  она знала, что он пошлет  к ней Соломенного  человека,  она
могла  бы  и  согласиться. Но теперь поздно. Сам колдун, может быть,  и  не
знает,  но  людям  из  Клерво  известно: напустив  на  кого-то  Соломенного
человека, вернуть его назад уже нельзя.
   Соломенный  человек  приближался  к  Аделине  вместе  с  сумерками.  Она
смотрела  на проклятое чучело и спокойно поджидала его – они оба никуда  не
торопились,  зная,  что судьба исполнится тогда, когда  подойдет  срок,  ни
раньше  ни  позже.  Высокий  Соломенный человек медленно  переставлял  свою
палку,  оставлявшую в земле глубокие круглые следы. Деревянная  голова  его
покачивалась из стороны в сторону – одна половина красная от света вечерней
зари, другая серая от тени.
   Аделина  поднялась, чтобы встретить смерть стоя. Чучело плавно наклонило
к ней остов, и тонкая рука-шест легла девушке на плечо.
   - Аделина! - раздалось карканье.
   Она  успела  обернуться и увидеть, как во двор залетает огромная  черная
птица.  Камнем  упав на Соломенного человека, она впилась  кривыми  когтями
тому  в  голову и сильным рывком повалила его наземь. Накрыв упавшее чучело
крыльями,  птица принялась терзать туловище, раскидывая вокруг  себя  клоки
соломы.  Когда  от  поверженного  ничего не  осталось,  птица  отряхнулась,
сбросила  перья и распрямилась. В синеглазом стройном юноше Аделина  узнала
Рейфа.   Колдун  шагнул  ей  навстречу,  но  стоило  только  ему   оставить
Соломенного  человека в покое, как тот начал собирать части своего  тела  -
лохмотья  и  лоскуты ползли и сами собой наворачивались на шест, увенчанный
деревянным шаром.
   Рейф заметил это и нахмурился.
   -  Беги,  -  велел он Аделине. Девушка только усмехнулась - если  колдун
сделал  заклятье на нее, Соломенный человек не остановится, пока не  вырвет
ее  сердце.  Никогда никто в Клерво не слышал такой чуши, чтобы можно  было
остановить Соломенного человека. Вспомнив, что жизнь ее всё равно  кончена,
Аделина успокоилась и невозмутимо уселась на пороге дома.
   -  Беги,  дурочка!  -  закричал  Рейф, уже наполовину  превратившийся  в
птицу.   Лицо  его,  стремительно  зарастающее  темными  перьями,  выражало
страдание. Пока губы не стали клювом, он успел прошептать еще раз:  «Беги!»
Аделина лишь расправила плечи и разгладила складки юбки на коленях.
   Колдун-оборотень ринулся на противника, но свалить чучело  на  этот  раз
раз  не удалось - Соломенный человек руками-палками ухватил нападавшего  за
крыло,  закрутил, не давая вырваться. При этом чучело медленно,  крошечными
шажками,  но  все  же  приближалось к девушке. Аделина  подобрала  одно  из
многочисленных  перьев,  кружившихся в воздухе, и  принялась  бездумно  его
рассматривать  и  вертеть  в  пальцах.  Рейф,  как  она  считала,   немного
повредился  в  уме,  или  слишком самоуверен,  или...  Аделина  вздрогнула,
порезав палец об острый край пера – близко поднеся его к глазам, она сумела
разглядеть то, чего не заметила в потемках: оно, несмотря на легкость, было
медным.
   Яростный  крик  заставил  ее  выронить  перо.  Колдун  уже  не   пытался
высвободиться из хватких рук Соломенного человека - напротив, Рейф припал к
чучелу  и когтями и клювом стал разрывать его. Аделина заметила, что  целью
колдуна  было оттолкнуть Соломенного человека от нее или хотя бы  задержать
его  продвижение, но одержимое чучело было сильнее и, в отличие  от  Рейфа,
ничего не чувствовало - тогда как из-под перьев птицы-оборотня текла густая
темная  кровь,  а одно из крыльев обвисло, наполовину вырванное  из  плеча.
Аделина поняла, что Рейф ослеплен болью и сражается только потому, что  уже
не  может остановиться. Она поднялась навстречу Соломенному человеку, чтобы
не   затягивать  с  развязкой  дольше,  но  внезапно  птица  обняла   врага
искалеченными  крыльями, и ее и чучело объяло буйное алое с зеленой  каймой
кипящее пламя.
   Аделина  вскрикнула  и  отшатнулась. Фигуры  в  огне  корчились,  но  не
сгорали - Соломенный человек, от которого отлетали хлопья сажи, упрямо  шел
к   девушке.  От  него  снова  остались  одни  шест  и  голова,  но  он  не
останавливался.  Обожженный  Рейф, медное  оперенье  которого  плавилось  и
шипящими  каплями стекало на землю, страшно закричал, дотянулся  до  головы
чучела,  вонзил  в  нее  когти и потянул в разные стороны.  Деревянный  шар
расщепился на две неравные части – Рейф продолжал раздирать его. Соломенный
человек запнулся, его шест с треском подломился, и груда дерева рухнула  на
землю.  В  то же мгновения пламя стало ярче, и Соломенный человек  распался
потухшим черным углем. Рейф не двигаясь лежал ничком на догорающем дереве.
   Аделина приблизилась к нему и опустилась на колени.
   - Ты же не умер, Безбожник? Это… это было бы нечестно…
   -  Почему? – слабо усмехнулся он, пытаясь перевернуться на бок.  Аделина
помогла ему сесть, бережно поддерживая ослабевшего колдуна обеими руками.
   -  Позволь, я приму свой настоящий облик, - тяжело дыша, сказал Рейф.  –
Хоть  этот  мальчик  и красив и больше подходит тебе в  пару  по  возрасту,
носить его лицо на моем собственном долгое время тяжело.
   Он  провел  ладонью  по  лбу, и в то же мгновение  иссиня-черные  волосы
превратились  в  пепельные, глаза поменяли оттенок и стали меньше,  пропала
миловидность и цветущая молодость.
   - Почему ты не убегала, девочка?
   - В Клерво все знают, что от судьбы не убежишь и на коне не ускачешь.
   Он  покосился  на  нее глазом, из угла которого бежала  тоненькая  нитка
крови.
   -  Жители  Клерво  умнее,  чем  порой кажется  приезжему  колдуну.  А  я
оказался  глупцом. Подумать только, я сам натравил на тебя это чучело…  Оно
очень опасно, да?
   Аделина   внимательно   посмотрела  на  хлопья   сажи,   кружившие   над
изувеченным  Соломенным  человеком. Она с минуту серьезно  обдумывала  свой
ответ.
   - Для меня, пожалуй, уже нет.
   Рейф вытер с лица копоть трясущейся ладонью и вздохнул:
   - Прости, что чуть не убил тебя. Я хотел только…
   Она кивнула, наклоняясь и подбирая красивое медное перо.
   -  Из всей этой истории я вынес один очень полезный жизненный урок: если
однажды   в   твоем  доме  появляется  женщина,  вместе  с   ней   приходят
неприятности.
   Она снова кивнула.
   - Знаешь, я передумал.
   - Ммм? – переспросила Аделина, щекоча ему подбородок концом пера.
   -   Всегда  можно  найти  жадного  священника,  заплатить  ему,  и   нас
повенчают.  Участь любовницы – это не для тебя. Жаль, что я не понял  этого
сразу,  и  пришлось  явиться древнему проклятью  Клерво,  чтобы  меня  хоть
немного  вразумить…  -  он смешался и умолк, виновато  разводя  израненными
руками.
   Аделина  прижалась  к Рейфу и положила голову ему  на  плечо.  Сдула  со
своей  ладони перо и долгим мечтательным взглядом проводила его кружение  в
воздухе.
   В  Клерво  не любили чародеев. Но даже там признали бы, что колдун  Рейф
де Винсоф заслуживает некоторого снисхождения.