Владимир Эйснер

Легенда о друге

"Много дойных кобылиц приводит весна к берегам реки Кобан,

Много шёлка везут караваны из Кашмира,

И хорошо точат клинки ханские точильщики.

Но больше добычи приносит и лучше клинки точит - набег".

(Из степной легенды).

Тысяча и сто лет лет прошло после рождения Пророка, да благословит его Аллах, и да приветствует!

И вот о чём говорят сказители приазовских степей.

«Велик Аллах!

Постарел Умма-хан и сам не ходит больше в набеги. Не тревожит больше ни урусов, ни адыгов, ни лезгин. И с калмыками не воюет больше Умма-хан. Покой в старости дороже свиста стрел и упоения битвы. Но по-прежнему рассылает старый хан отряды на север, на юг и на запад – не дает соседям спать спокойно. По-прежнему плачут полонянки на невольничьем рынке в Дербенте, и золото течет в его сундуки.

Как-то раз пришли его джигиты из набега и привели удивительного пленника. Борода его была как осенняя степь, а глаза как небо.

На голову выше был он любого воина, и трое держали его на аркане.

Спрыгнул сотник с коня, пал к ногам хана и сказал так:

- Этого взяли мы за Доном. Он один стоял против сотни, и в ярости своей был как бешеный бык, и убил многих. Но аркан захлестнул ему шею, и выпал меч из руки его. Раны его не опасны, он может говорить.

И велел Умма-хан:

- Развяжите руки его, и ослабьте петлю на шее, и дайте пить!

Говорил хан к Урусу и толмач истолковывал:

- Храбрый воин! Скажи нам имя свое!

Но Урус молчал и не смотрел на хана.

- Кто князь твой и сколько при нем войска?

Но Урус молчал и разминал затекшие руки и смотрел поверх голов на Север, туда, где за Доном лежала Русская земля.

Огорчился хан в сердце своем и сказал так:

- От страха душа его стала темна. Он не понимает, ни где он есть, ни кто перед ним. И кивнул палачу.

Но когда палач подошел, Урус вырвал у него кинжал, зарезал палача и бросился на хана и, прежде чем аркан сдавил ему кадык, убил одного из телохранителей.

Тогда близко подъехал хан к Урусу, и толмач перевел ему так:

- Ты храбрый воин! И сильный духом! Иди под руку мою! Сотню воинов дам я тебе и рабов, и наложниц на ложе твое. И не стану неволить тебя в вере твоей и не стану посылать в набеги на Север. И доля от добычи будет твоей!

И подивились все решению хана, что так говорил с Урусом, виновным в гибели многих. Но смотри - века прошумели в Степи, но помнят о хане и силе его, а много ли ты знаешь царей, память о которых длиннее их жизни?

Но Урус лишь вытер кровь с бороды своей, плюнул под ноги коню и отвернулся...

Рассмеялся хан и сказал своим так:

- Посадите его в яму и два дня не давайте ни еды, ни воды. На третий день гордость его станет меньше горчичного зерна. Тогда приведите его. И сделали так.

Но утром прибежал начальник стражи и пал к ногам хана:

- Урус бежал!

И хлестал хан камчой по склоненным спинам:

- Взять живьем!

И опять взяли Уруса, привели к хану и бросили на траву. И толмач повторил ему первое слово и еще сказал так:

- Выбирай, Урус, или исчахнешь ты от голода в глубокой яме и черви съедят твое тело или станешь сотником в войске моем. Я, Умма-хан в последний раз к тебе говорю!

И кивнул Урус головою своею, и развязали его, и дали пить.

И видели все, что Умма-хан сломил гордость сильного духом. И смотри - века прошумели в Степи, но помнят о хане и силе его, а сколько ты назовешь мне царей, память о которых длиннее их жизни?

Так стал Урус сотником в войске хана. И были у него быстрые кони, красивые наложницы и сильные рабы. И долю от добычи отдавал ему хан и не неволил его в вере и не посылал в набеги на Север. Прошло несколько лет, назначил хан Уруса тысяцким и послал его в набег за Ленкорань, туда, где за Морем Птиц¹,богатые города персидские.

Пришел отряд в страну шаха великого, и отбили табуны лошадей и взяли много добра, и рабов, и невольниц, и золото, и камни, и ушли.

Разгневался шах и послал в догон сильное войско. Настигли персы отряд Уруса у Дербентских Ворот, и в бою сильно утеснили его, и к вечеру обложили отряд со всех сторон и заперли его в ущелье, и дым от тысяч костров заполнил долину...

Этим вечером собрал Урус начальников над сотнями, над десятками своими и всех воинов богатых мужеством и сказал так:

- Посмотрите вокруг - в завтрашнем сражении не выстоять нам. Сила силу ломит, а нас мало, и добыча наша тяжела. Бросим же все и уйдем в горы и сохраним силы и людей. Персы же пойдут назад с тяжелой добычей и пойдут медленно. Мы же пойдем за ними, и, выбрав час, ударим на них, и рассеем врага, и возьмем свое, и больше возьмем.

И поступили воины по слову Уруса. В предрассветный час ушли в горы, как уж скользит среди камней, как вода уходит сквозь песок. И каждый взял лишь клинок свой, саадак свой, да мужество свое.

Отягощенные великой добычей, радостно двинулись персы назад с ликованием, песнями, плясками. Забыли они, что раненый барс опасен, и часовые их спали по ночам у костров и не слушали степь...

Люди же Уруса купили коней у пастухов на джайляу² и скрытно следовали за врагом, выжидая свой час.

И вот, яркой лунной ночью разделились на два отряда. Меньший напал на пастухов и коноводов и угнал коней персидских. А сам Урус с большею частью напал на вражеский стан, разбил и рассеял врагов, и кто не был убит, бежал в степь.

Так вернули всю добычу и взяли еще. И с великою славою вернулись к берегам Кобан-реки, к Великой Соленой Воде, к темрюкским холмам, где летняя ставка хана.

И велел Умма-хан по случаю победы устроить той и празднество великое.

По берегам светлой реки раскинули шатры на 100 полетов стрелы. Каждый с родом своим, племенем своим, друзьями своими.

И состязались воины в скачке и джигитовке и стреляли из луков в глаза пленникам.

И к закату дня велел хан расстелить ковер в двадцать локтей длины и ширины и выходили пахлаваны³ на тот ковер бороться. И кто повалит противника на лопатки и продержит его до счета "три", того объявлял глашатай победителем, тому хан даровал скакуна из табунов своих, и чашу хмельного кумыса подносили ему, чтобы помнил день торжества своего. И такую же чашу подносили побежденному, чтобы не огорчался в сердце своем, ибо счастье переменчиво и, кто знает, не выберет ли оно его в другой раз?

И вышел на ковер Урус и поклонился хану и утвердил ноги свои и скинул рубаху, ожидая противника.

И вышел против него Ахмат, молодой воин из далекой страны. И сбил Уруса с ног и сел ему на грудь. И тогда все сказали: "О-о-о" и встали, чтобы лучше видеть. Но не успел наблюдающий сказать "раз", как Урус уже скинул Ахмата с груди своей и вскочил на ноги. И сбил Ахмата с ног, и сел ему на грудь. И опять все сказали "О-о-о!" и встали, чтобы лучше видеть. Но не успел наблюдающий сказать "раз", как Ахмат уже скинул Уруса с груди своей, и вскочил на ноги. Долго кружили противники друг против друга, и никто не мог взять верх. Когда же усталое солнце коснулось степи, и стало как надломленная лепешка, сказал Умма-хан:

- Остановим состязание, иначе лопнет их печень, и разом лишимся двух батыров. Эти двое равны силою и каждому подведите скакуна и каждому поднесите первую чашу!

Так сказал Умма-хан, мудрый и не злой повелитель. И смотри - века прошумели в Степи, но помнят о нем, и легенды в народе о нем.

А много ли ты знаешь повелителей, память о которых длиннее их жизни?

Вечером этого же дня, когда Урус возвращался в шатер свой, настиг его Ахмат в степи и сказал ему так:

- Урус, я, как и ты, из далекой страны и нет здесь у меня ни отца, ни брата. Станем же братьями!

И сошли оба с коней, и Ахмат ножом своим сделал порез на руке Уруса. И Урус ножом своим сделал порез на руке Ахмата. Дали крови стечь в чашу с кумысом. И оба пили из той чаши, мусульманин и христианин, и стали братья по обычаю древнему, языческому.

И было так, по воле Аллаха, что наблюдала в тот день за поединком одна из дочерей хана, красавица Байдымат. Увидела она Уруса, голубые глаза его и кудрявую бороду его, и сердце ее наполнилось любовью как грудь молоком, как улей медом, как ветер дыханьем весны. И стала она, как безумная и пожелала увидеть Уруса и послала в шатер его кормилицу свою, старую Зейнаб.

И Зейнаб провела Уруса в шатер ханской дочери. При малом светильнике открыла Байдымат лицо свое, и прикоснулась к руке батыра и говорила с ним. И стал Урус часто приходить в шатер тот. И полюбил девушку всем сердцем своим и сказал ей так:

- О, Байдымат, госпожа сердца моего, соловей души моей, солнце дней моих! Давно замыслил я побег на Русь, и все выжидаю удобного дня, ибо без милой Родины нет мне покоя. Пойдем же со мной, бежим вместе и там сочетаемся браком по обычаю нашему!

- О, батыр, - сказала Байдымат, - дай мне подумать! И опустила глаза свои, ибо сказал Урус о Родине своей, а о Родине Байдымат не сказал...

И было так, что один из евнухов охраны шатра, - да оглохнет он навеки! - подслушал разговор тот, изумился изумлением великим и понял, что стал обладателем тайны, которая дорого стоит.

Но зорко следила за всеми вокруг верная Зейнаб и дала евнуху этому - да сгниет его печень! - много золота и тем закрыла уста его. И рассказала обо всем двум влюбленным сердцам, а Урус поведал брату своему. И сказал Ахмат:

- Вам надо бежать!

И говорил Урус Байдымат, источнику радости души его:

- О, Байдымат! Легка клятва того, кто клялся на золоте, и кто взял горсть, не устоит перед мешком. Бежим сейчас. Ахмат, брат мой, ждет нас, кони оседланы, и вьюки приторочены!

И простились все трое с верной Зейнаб, и темной ночью бежали в степь. И держали вой путь на звезду Темир-Казык⁴. Известно, что это мать звезд, и стоит она точно на Севере. Днем скакали так, чтобы солнце светило им в правую щеку, в полдень солнце светило им в спину, а вечером в левую щеку. Во весь мах, во всю прыть коней уходили беглецы на Север, и Ахмат держал запасных коней оседланными.

Узнав о побеге, сильно прогневался Умма-хан. И велел казнить верную Зейнаб и охрану шатра его дочери. Когда же успокоился, так повелел начальнику над войском своим, Ибрагим-беку:

- Не ищите беглецов по степи, но скачите к переправам на Дон. С ними женщина, они будут отдыхать. Вы же возьмите лучших коней и бодрствуйте в пути и настигнете их. Женщина пусть умрет, мои глаза не хотят ее видеть. Батыров взять живьем, я сам назначу казнь!

И сделали джигиты по слову его. На три отряда разделились и ушли в угон. И к вечеру третьего дня Ибрагим-бек настиг беглецов на самом берегу Дона.

Заржали кони. Оглянулся Урус и вот - шапки верховых в высокой траве, и блеск солнца на остриях копий.

Тогда спрыгнул он с коня и сказал Ахмату:

- Простимся, брат, перед смертью и возьмемся за оружие, чтобы погибнуть, как подобает мужчинам.

И обнял Байдымат, и прижал ее к груди своей, и сказал ей:

- Прости!

- О, Батыр, - ответила девушка, - не соединились мы при жизни, и после смерти не сольются наши души, ибо мы все еще разной веры, а времени не отпустила судьба… Вот грудь моя и вот кинжал мой, - не оставляй меня воинам на растерзание!

Так сказала Байдымат и протянула Урусу маленький кинжал свой. И Урус взял кинжал из руки девушки, и опустил руку для удара. Но не мог оторвать глаз своих от лица Байдымат, и стоял, и медлил…

- Да не будет этого! - закричал Ахмат, - не для смерти избрал нас Аллах, но для жизни! - И сорвал с них железные доспехи, и сказал: - Плывите! Сколько можно, задержу я их здесь и тогда поплыву следом!

И столкнул коней в воду. Урус и Байдымат бросились в волны и поплыли. держась за их крепкие гривы.

Ахмат же стал метать стрелы из-под нависшего берега и первым поразил Ибрагим-бека, чей лук огромен и тверда рука. И, когда оглянулся в первый раз, увидел, что те двое уже на середине реки, и стрелы плещут по воде на излете и ранят коней, но не пробивают стальных шеломов и наплечников из буйволовой кожи. И когда оглянулся во второй раз, увидел, что те двое уже на том берегу и с ними уцелевший конь. И возблагодарил Аллаха, что дал ему увидеть желанное свершившимся! Но тут убили под ним коня и набросили на него аркан. И он перерезал аркан кинжалом, и продолжал биться пешим, и в ярости своей был как бешеный бык, и убил многих.

Тогда сказали джигиты:

- Вот велел нам хан: "взять живьем!" Но те двое уже на той стороне и блестит дом Бога, и бегут к ним люди. Убит предводитель ваш, Ибрагим-бек и многие сильные вокруг него. И если сейчас не убьем этого, осиротит еще многие семьи!

Так сказали джигиты и стали метать в Ахмата стрелы и копья во множестве. И убили.

Пал Ахмат на песок и выпал меч из руки его. Отошла душа его в рай, где ангелы встречают тех, кто положил жизнь свою за друзей своих, где прекрасные гурии вечно ублажают воинов, павших на земле от железа.

И джигиты омочили пальцы рук своих в дымящейся крови из ран батыра, чтобы сила его и ярость перешла к ним и помогала в битве и, отойдя в степь, стреножили коней своих, пали на землю кто где стоял и заснули крепким сном. Ибо три дня и три ночи провели в седлах, и приняли бой, и силы их были на исходе. Отдохнув, похоронили тело Ахмата и павших рядом с ним, насыпали курган и сказали так:

- Нельзя нам идти назад, не выполнили мы повеления хана, и он велит нас казнить!

А другие сказали:

- Пойдем назад. Там семьи наши, добро наше и стада наши. Велик Аллах, а хан лишь слуга его!

И разделились. Молодые ушли за Итиль, к башкирам. Башкиры нашей веры, язык их понятен, но они под рукой белого царя, и хан там не властен. А другие вернулись назад к берегам великой реки Кобан.

Хан же сильно огорчился в сердце своем и не стал никого наказывать, но заболел и вскоре умер. Велик Аллах!

И воцарился вместо него сын его, Нурсал.

И вновь пришла весна, от множества расцветших тюльпанов покраснели берега Великой Соленой Воды, и мутными стали реки от обильных дождей. Вновь стали доиться кобылицы, хмельной кумыс потек в широкие пиалы, и вновь легли десницы джигитов на рукояти кривых клинков. Тогда отдал хан повеление и собрал отряд. Поворотили джигиты головы коней на север и ушли в набег.

Как я не видел того, о чем говорил, так пусть и ты не увидишь горя и болезней!

Велик Аллах!

В. Эйснер. 1996 г