Литературно-обозревательный журнал "Избушка"

В полдень, 18 июня 1429 года по дороге на Жанвиль двигалась большая колонна вооруженных людей. Поднимая тучи сухой пыли, шагали английские пехотинцы и лучники; немногочисленные верховые рыцари ехали шагом во главе колонны, переговариваясь друг с другом. Это было войско Джона Тальбота, графа Шрусбери, командующего английскими силами во Франции. Утром, едва рассвело, они оставили

Мён и успели уже преодолеть уже добрых полтора десятка миль.

Среди прочих шел Джим Скаффорд, сын фермера Томаса Скаффорда из Спрингвейла, что в Хэмпшире. Девятнадцати лет отроду, он подписал контракт лучника и последовал за Тальботом в надежде на приключения и богатую добычу.

Правая обмотка сбилась, и сапог немилосердно натирал ногу, однако остановиться нельзя было даже на минуту - капитаны беспрерывно подгоняли людей. Поэтому Джим шагал, временами морщась и ругаясь сквозь зубы. Никто точно не знал, где сейчас французы, но толковали, что целая армия их во главе с самой Орлеанской Ведьмой идет берегом Луары. Тальбот и Фальстоф подняли людей еще затемно и с тех пор двигались без остановки.

Слева Уинстон Хоксли, коренастый девонширский лучник, волосы которого изрядно тронула седина, поднес к губам флягу, сделал несколько глотков, затем прополоскал рот и смачно сплюнул в дорожную пыль:

- Будь я проклят, если понимаю, зачем такая спешка! Я могу так дойти хоть до самого Жанвиля или до проклятого побережья, но клянусь, у меня в брюхе так же пусто, как в твой башке, Вильям!

Шедший крайним долговязый Вильям Трогс, уроженец Экстера, хохотнул, запрокинув голову:

- У меня-то в башке всяко побольше твоего, Уинстон! Если хочешь, оставайся, подожди пока придут французы и отрежут тебе твои причиндалы... Бьюсь об заклад, ждать тебе недолго придется, не успеешь соскучиться! - он снова захохотал.

Девонширец зло скривился.

- Дылда ты стоеросовая, да я лупил этих олухов, когда ты еще не знал, чем от девок отличаешься! Под Азенкуром их было пятеро на одного нашего, однако большая их часть там и осталась, а прочие, ей-ей, драпали от нас, поджав хвост. Вот этой рукой я отправил в пекло троих, хоть и был тогда сопляк сопляком, прямо как ты сейчас.

- Тогда у них не было Ведьмы. - заметил Джим, доселе молчавший.

- Что, сынок, заставила она тебя напустить в штаны? Тьфу! - пожилой лучник снова презрительно сплюнул. - Я вот девок не боюсь. Уж чего-чего, а их я тут повидал столько, что и не упомню всех. Ведьмы или нет - все они годятся только для одного... И посмотрел бы я на ведьму, которую не возьмет добрая трехфутовая стрела! - он хлопнул ладонью по колчану, высовывавшемуся из-за плеча, обтянутого сыромятной кожей.

- Может, и посмотришь еще. - пробурчали сзади. - А я вот что-то не горю желанием с ней встречаться, так что давай-ка, переставляй ноги живее.

Хоксли вскинулся и обернулся, разинув рот для язвительного ответа, но в этот самый момент пронзительно затрубил рожок в голове колонны, объявляя привал.

Слева от дороги были заброшенные поля с кое-где сохранившимися остатками изгородей, в полумиле торчали черные остовы домов какой-то убогой деревушки. Справа - равнина, покрытая выгоревшей на солнце травой и раскиданными тут и там редкими рощицами. Дорога просматривалась вперед на полторы мили, постепенно понижаясь, далее был лес, скрывавший берега Луары. Сейчас туда направлялись несколько конных разведчиков. Проковыляв шагов двадцать в сторону, Джим с облегчением бросил мешок на сухие стебли и сам опустился рядом. Сопя, он принялся осторожно стягивать правый сапог.

В двух шагах, отдуваясь, уселся Тэд Оуэн, его квадратное лицо лоснилось от пота.

- Треклятая жарища! - выдохнул он, вытирая лоб мятой красной тряпицей. - Похоже, мы угодили прямиком в пекло, ты как думаешь?

- Может, и так, Тэд, может, и так... - не разжимая зубов, процедил Джим; он отставил сапог в сторону и принялся за обмотку. Серая льняная ткань сбилась в складки и сползла на сторону.

- Скорее бы уже, что ли, добрались. Надоело, знаешь ли, глотать тут пыль. Мэри поди скучает, и мальцов моих я два года не видел. Не, ты как знаешь, а как окажемся в Кале, я с первым же кораблем рвану домой. Навоевался, хватит. - Тэд снова вздохнул и замолчал.

Джим туго замотал ногу и натянул сапог обратно. Так было гораздо лучше, и настроение у него несколько улучшилось. Выудив из-за пазухи припасенный с утра сухарь, он захрустел им, поглядывая вокруг.

Со всех сторон прямо на земле или на брошенных мешках и плащах сидели и лежали английские солдаты, лучники и латники. Они смеялись и переговаривались, некоторые негромко тянули песни. В паре сотен ярдов торчал флагшток со штандартом; в знойном воздухе не чувствовалось ни дуновения ветерка, и красное полотнище безжизненно обвисло, но Джим хорошо помнил шагающего по нему золотого льва лорда Тальбота. Вокруг торчали немногочисленные флажки английских рыцарей. Чуть более двух с половиной тысяч человек шло за Джоном Тальботом, графом Шрусбери, и еще почти столько же вел за собой сэр Джон Фальстоф в трех милях позади. Там же тащился обоз, почти все оставшиеся у англичан лошади были теперь впряжены в подводы с награбленным добром. Все, за исключением рыцарских боевых коней. Насколько Джим знал рыцарей, добрая половина из них скорее впряглись бы сами в ярмо, чем отдали для этой цели своих драгоценных скакунов.

Чей-то силуэт закрыл солнце.

- Кто это тут хочет домой? - поинтересовался хрипловатый голос. Джим поднял глаза и увидел капитана их отряда Сэма Скоупера по прозвищу Сэм Два Пера. В отряде он был старше всех, и, по слухам, уже тридцать лет неизменно участвовал во всех войнах во Франции и Бретани. Расставив ноги и подбоченясь, он сверху вниз разглядывал сидевших стрелков, голубые глаза насмешливо щурились с лица, потемневшего от загара и продубленного ветром.

- Собрался домой к мамочке, а, Тэдди?

- А ты все никак не навоюешься, Сэм?.. - огрызнулся Оуэн, избегая, однако, смотреть на капитана. - Это ты один как перст, а у меня, между прочим, жена и двое ребятишек! Может, ты о них позаботишься?

- Ты просто хренов трус, Тэд Оуэн! - заявил Два Пера. - Трус и ублюдочный дезертир, я так тебе скажу. Будь моя воля, я б таких как ты вешал на деревьях и использовал вместо мишени для новобранцев. Значит, бросишь товарищей сражаться тут одних, а сам улепетнешь драть свою женушку?

Капитан в общем-то не был злым человеком, и порой даже, бывало, воздерживался от истребления французских крестьян при разграблении деревень. Однако всем было известно, как невоздержан он на язык.

Тэд побагровел и сжал кулаки, однако сдержался; связываться со Скоупером ему не хотелось.

- Мой контракт закончился еще два месяца назад, Сэм Скоупер. - процедил он. - Торчи здесь сколько тебе угодно, или пока тебя не укокошат, а с меня хватит!

- Трус и траханный дезертир. - удовлетворенно кивнув, с расстановкой повторил Два Пера. - Беги в Англию и сиди там под юбкой, оставь войну настоящим мужчинам, а не обделавшимся мальчикам вроде тебя... Верно я говорю? - внезапно уставился он на молчавшего Джима.

Тому стало как-то неловко. Он промычал что-то невразумительное, избегая встречаться с взглядом голубых глаз. Однако капитан, видимо, принял это бормотание за согласие.

- Вот то-то. - ухмыльнулся он и, развернувшись, упруго зашагал прочь.

- Чертов ублюдок. Ему только война и в радость. - буркнул Оуэн, когда капитан ушел. - Он всех нас тут угробит. А как ты думаешь, Джим, где сейчас французы?

- Идут к Божанси, сынок. - произнес, подходя, Уинстон Хоксли. С ним были еще двое, низкорослый чернявый Джейк Ричардс, бывший браконьер из Вильда, и проворовавшийся сомерсетский мясник Вильям Стюффери. Вильям не стрелял из лука, но тяжелый разделочный тесак не сильно отличается от фальшиона - он владел ими с одинаковой ловкостью. Обоих этих типов Сэм Два Пера вытащил из тюрьмы, набирая в отряд людей. - Они сейчас идут к Божанси, там-то мы их и встретим и зададим им хорошую трепку, клянусь святым Губертом!

- Тебе тоже, гляжу, не терпится в битву, Уинстон. - заметил Джим.

- А как же иначе, парень! - осклабился Хоксли, поглаживая цевье лука. Как и большинство стрелков, лук он носил в распрямленном состоянии, натягивая тетиву только перед боем - так оружие дольше сохраняло свою смертоносную упругость. - За этим мы сюда и прибыли, верно? Сам Бог велел пощипать этих французских ублюдков! Будь я проклят, если моя старушка не спит сейчас на пуховой перине, как какая-нибудь графская шлюха!

Джейк и Вильям тоже заухмылялись.

- Они взяли Орлеан... - осторожно сказал Джим.

Пожилой девонширец пренебрежительно фыркнул и махнул рукой.

- Значит, там не было настоящих вояк, а только такие, как эти вон, - он кивнул головой в сторону группы рыцарей, стоявших, беседуя, под стягом Тальбота, - ряженые недоумки. Увидели девку и сразу наделали в штаны.

- Я слышал, она сильная ведьма. - помрачнев, вставил Джейк. - Ты знаешь, Уинстон, что я-то никого не боюсь, но у нее сам дьявол на посылках! Говорят, - он понизил голос и боязливо оглянулся,- она втрое выше обычного человека, из головы у нее растут бараньи рога, а меч пышет адским огнем и каждым ударом убивает по пять-шесть человек! От ее голоса рушатся каменные стены, но хуже всего, - тут его голос упал совсем до шепота, - стоит Орлеанской Ведьме взглянуть на тебя, и ты чувствуешь, как бесы рвут твою душу из тела и тащат прямиков в преисподнюю!

Вильям охнул и торопливо перекрестился. Но испугать старого лучника было не так-то просто.

- Все это бредни и россказни, парень, рассчитанные на таких вот дурачков, как вы. Какая там еще ведьма? Я двадцать лет в этой Богом забытой стране, и не разу не видел никаких ведьм, хоть и слышал про них чуть не каждый день. Обычная баба, только и всего, клянусь святым причастием! Вот поймать бы ее, да разложить, как водится, крестом на земле - сразу и увидим, чем она отличается от всех прочих.

- Эх, и не говори об этом... - вздохнул, причмокнув, Джейк. - У меня последний раз было уже месяц назад, и это была какая-то фермерская дура, от которой разило, как от пьяного конюха!

- Так может, это и был конюх, а ты спьяну не разобрался? - заржал Стюффери.

- Чума тебя забери, Вильям! Сам, небось, привык трахать свиней на своей скотобойне! - огрызнулся чернявый стрелок под хохот товарищей.

Джим давно уже перестал прислушиваться к разговору. Отвернувшись, он смотрел на темную стену леса в полутора милях впереди. Где-то там, за лесом, протекала Луара, и там наступали французы. Если верить Уинстону Хоксли, скоро их ждет большое сражение. Джим завербовался в отряд одним из последних, всего год назад, и до сих пор не участвовал в настоящих сражениях. Ему доводилось убивать, но в основном это были грабительские налеты на деревни и незащищенные города, также он побывал в паре мелких стычек с вражескими разъездами. На что похожа большая битва, Джим не знал и теперь гадал, каково будет участвовать в ней.

На опушке леса показались несколько всадников и галопом устремились в сторону английского войска. Острый глаз лучника различил красно-белые цвета - это возвращались дозорные лорда Тальбота. Нещадно пришпоривая лошадей, они мчались так, словно за ними черти гнались.

- Что за... - Хоксли умолк на полуслове, из-под ладони тоже уставившись на верховых. - Это разведчики. Что у них там стряслось?

- Может, враги? - неуверенно поинтересовался молчавший до сих пор Тэд Оуэн.

- Да откуда им здесь взяться, дурень? Они сейчас милях в пятидесяти отсюда, не будь я Уинстон Хоксли! Разве что какой-нибудь местный лордишка собрал пару десятков трусливых ополченцев с вилами, как, помню, бывало в Пикардии..

Тем временем четверо всадников уже достигли знамени, где их встретила группа рыцарей во главе с командующим. Сообщение не заняло и двух минут, Джим видел, как граф спрашивает о чем-то, один из дозорных коротко ответил, махнув рукой в сторону леса. После чего Тальбот повернулся и отдал распоряжение одному из рыцарей, тот поднес к губам рог, и над английским бивуаком пронеслась звонкая трель - сигнал тревоги.

Лагерь забурлил, как кипящий котел с водой, люди зашумели и засуетились. Джим вскочил на ноги, подхватив мешок, рядом с проклятием поднялся Тэд.

- Что теперь скажешь, Уинстон? - язвительно бросил он. Девонширец зыркнул из-под нахмуренных бровей.

- Скажу, что если у этих увальней хватило дурости самим явиться сюда, то они, верно, еще глупее тебя... Что ж, тем лучше! Меньше придется стаптывать сапоги

Вокруг кружились людские водовороты, командиры старались перекричать друг друга и толпу. Из общего слитного гомона явственно выделилось слово "французы".

Размахивая руками, мимо пронесся Два Пера.

- Вставайте, чертовы ротозеи, за мной! Шевелись, чума вас раздери! - и убежал, не дожидаясь расспросов.

- Ладно, пойдем посмотрим. - пожав плечами, Хоксли направился за капитаном. Джим и прочие, переглядываясь, последовали за ним.

Джон Тальбот, граф Шрусбери, не зря был признан лучшим полководцем Англии. Едва узнав о столкновении разведчиков с французским авангардом, еще не зная численности неприятеля, он интуитивно понял, с чем имеет дело, и принял решение. Некоторые рыцари настаивали на незамедлительной атаке, но командующий, предполагая превосходство французов в кавалерии, рассудил иначе и велел занимать оборону. Одновременно были посланы двое гонцов к сэру Фальстофу с просьбой с основным войском незамедлительно идти на помощь, оставив обоз под небольшой охраной.

Капитаны еще продолжали поднимать и собирать людей, а граф уже намечал диспозицию и отдавал указания. Место для обороны было не слишком удачным - плоская, как стол, равнина, лишь с одной стороны остатки каменных изгородей предоставляли хоть какую-то защиту - однако выбирать не приходилось. Единственным небольшим преимуществом являлось то, что местность в целом понижалась в сторону реки, и, следовательно, неприятеля. Тальбот решил применить уже испытанное построение, с успехом применявшееся ранее: переднюю линию, слегка выгибающуюся в сторону атакующего противника, составляли лучники, за ними выстраивались пехотинцы с копьями, глефами и гизармами, которым следовало расступиться и пропустить стрелков в случае, если враг приблизится вплотную. Тяжеловооруженные латники вставали на флангах, к ним присоединялась часть спешенных рыцарей. И еще три десятка отборных всадников граф оставлял в резерве, который собирался возглавить лично в случае необходимости. Таким образом, противнику следовало преодолеть хоть и пологий, но все же склон, под ливнем английских стрел, после чего его встречал плотный строй копейщиков, а тяжелая пехота обрушивалась на фланги. Именно такой строй принес англичанам победу четырнадцатью годами ранее, при Азенкуре. Он должен был принести победу и сейчас.

Первоначальное замешательство продолжалось недолго, прошедшая горнило множества битв английская армия быстро образовала нужную формацию. Но еще прежде, чем последние солдаты заняли свои места, из леса показался неприятель.

Джим, стоявший в передней линии в числе трех десятков бойцов Скоупера, уставился на неподвижные конные фигуры на опушке. Солнце отражалось от начищенной стали доспехов и оружия. Французы не трогались с места, очевидно, тоже разглядывая противника.

- Ублюдки... Вот проклятые чертовы ублюдки... - бормотал рядом Вильям Трогс, и Джим внезапно понял, что долговязый экстерец боится.

- Заткнись! - рявкнул возникший словно из-под земли Два Пера. - И стреляй проворнее, есди не хочешь, чтобы тебя как куропатку насадили на вертел! Это ко всем относится. - он свирепо обвел взглядом своих вояк.

Джим вновь посмотрел на восток. Французов на опушке стало явно больше, и из леса появлялись все новые. Передние отъезжали дальше от деревьев, давая место вновь прибывающим.

- Они строятся. - пропыхтел Тэд Оуэн, вновь вытирая лоб красным лоскутом. - Чтоб мне сгореть, они сейчас атакуют!

- Пусть попробуют. Мы им расквасим нос.- хмыкнул широкоплечий темноволосый лучник, собственный нос которого явно был неоднократно сломан. Его звали Томас и он всем рассказывал, что учился в Оксфорде на юриста, но был изгнан за избиение преподавателя. Он действительно знал несколько фраз на латыни. - Их вряд ли много.

- Скорее всего, они просто постоят и уйдут. Кишка тонка у них. - поддержали Томаса несколько голосов сзади.

- Это вряд ли. - заявил Уинстон Хоксли, по своему обыкновению сплюнув. - Если глаза мне не изменяют, то вон там я вижу герб Дикого Ла Гира. То еще шлюхино отродье, но он один из немногих среди этих недоносков, кто умеет сражаться. - неохотно признал седой девонширец. - Он изрядно попортил нам жизнь в Пикардии, но сегодня, если даст святой Георгий, я его прикончу.

Джим тоже считал, что без боя не обойдется. Он вспомнил, как в детстве отец учил его считать скот - поделить стадо пополам, потом еще пополам и оценить количество одной части, а затем увеличить в четыре раза. Насколько он мог судить, численность тяжелой конницы перед лесом достигла уже двух сотен, и продолжала увеличиваться. Тут и там замелькали рыцарские флажки. Французы строились в ряды, и не похоже было, чтобы они собирались отступить. Он сунул руку в кожаный мешочек на поясе, где хранились свернутые в бухточки и тщательно навощенные тетивы.

Раздалось пение на латыни, перед строем торопливо прошагали несколько походных капелланов, громко читая псалмы и раздавая благословения.

"И у них, наверное, то же самое" - подумал Джим, осеняя себя крестным знамением.

- Не понимаю, чего они медлят. - задумчиво произнес Джон Тальбот. Сидя в седле, в окружении своих рыцарей он разглядывал боевые порядки французов.- На их месте я бы атаковал незамедлительно, не давая нам времени на построение.

- Их не более полутысячи, милорд. Скорее всего, они просто не решатся напасть.

Говорил Джеймс Олдсбери, барон Дерби. С непокрытой головой, он держал шлем в опущенной руке, тщательно расчесанные светлые волосы ниспадали на плечи.

- Не думаю. - отозвался граф. - Если глаза меня не обманывают, джентльмены, то командует французами Этьен де Виньоль. Это означает, что здесь мы столкнулись со значительными силами, и тогда то, что мы видим перед собой - не более, чем авангард.

- Орлеанская девка... - сквозь зубы пробормотал кто-то из свиты.

- Возможно, - не оборачиваясь, спокойно согласился Тальбот. - А возможно, и нет. Кстати, - неожиданно спросил он. - Кто-нибудь знает, как называется это местечко?

- Когда-то та деревня звалась Пате, милорд. - отозвался один из рыцарей. - Мне доводилось проходить здесь двенадцать лет назад, когда жители еще не покинули ее.

- Пате... - протянул Тальбот. - Запомните это название, господа. В любом случае, мы должны продержаться до прихода сэра Фальстофа. Если сегодня господь пошлет нам победу, то это может стать достойным реваншем за потерянный Орлеан!

- Святой Георгий и Англия! - нестройно выкрикнули рыцари. И словно дожидаясь этого, массы французов всколыхнулись и пришли в движение.

Неприятельские всадники двинулись вперед, и слуха англичан достиг слитный боевой клич, но расстояние было слишком велико, чтобы различить его.

- Что они там орут? - облизывая губы, хрипло спросил Вильям Трогс.

- "Монжуа" - отозвался всеведущий Хоксли. - Они орут "Монжуа". Они всегда орут одно и то же, эти чертовы ублюдки. Провалиться мне на месте, если я знаю, что это значит.

- Так, парни, хватит трепать проклятым языком. - Два Пера выглядел собранным и, вопреки обыкновению, почти спокойным. - Цепляй тетиву. Не стрелять, пока я не скажу, а потом стреляйте так быстро, как сможете. Ветра нет, поправку не делать. Долго не цельтесь, если попадете в коня - хорошо, в долбанного француза - еще лучше. Главное - скорость. Засыпьте их стрелами так, чтоб они неба не видели, пусть каждый сукин сын станет похож на ежа, и тогда все будет отлично! - по строю лучников прокатилось нечто вроде одобрительного ворчания.

Закованные в сталь всадники двинулись от опушки шагом, постепенно разворачиваясь в более широкую линию. Джим решил, что их около тысячи. Очевидно, сейчас ему предстояло на себе испытать одну из тех рыцарских атак, о которых часто рассказывали более опытные вояки. Он слегка согнул лук, уперев одним концом в землю. На концы лука были надеты костяные чехлы с зацепами, на них он и накинул петельки тетивы. Соседи справа и слева делали то же самое, многие бормотали молитвы или доставали обереги. У него самого висел на груди шелковый мешочек с фалангой пальца святого Себастьяна, который Джим купил у странствующего доминиканца перед отправлением во Францию; старый монах утверждал, что если святой благословлял даже стрелявших в него римских лучников, то уж сражающемуся с еретиками англичанину его высочайшее покровительство гарантировано.

Французы перешли с шага на рысь, вал закованных в железо лошадей и всадников приближался с запада, грозя захлестнуть английское войско.

- Видишь впереди вон того желтого засранца? - толкнул Джима локтем стоявший рядом Уинстон Хоксли. - Клянусь, это сам чертов Дикий Ла Гир!..

Джим прищурился. Солнце стояло в зените и отражалось от блестящих доспехов и шлемов, мешая смотреть, однако ему показалось, что он различил в числе первых рыцаря в желтом сюрко, о котором говорил девонширец.

- Сукин сын сегодня получит свое. - ворчал Хоксли, одну за другой втыкая перед собой стрелы в сухую землю.

Джим последовал его примеру. С десяток стрел выстроились в ряд, одну он наложил на тетиву.

До врага оставалось еще около восьмиста ярдов, когда рысь сменилась легким галопом. Частокол копий, до этого возвышавшийся над всадниками, как по команде склонился вперед и вниз. От мысли, что тысяча или более отточенных наконечников несутся на него со скоростью скачущей лошади, Джим ощутил, как мороз пробежал по спине, и переступил с ноги на ногу. Цепь лучников беспокойно шевельнулась.

- Иисус... - тихо выдохнул кто-то сзади.

- Спокойно, парни. - тотчас раздался голос Скоупера. - Эти идиоты все время так делают, и всегда мы в итоге расквашиваем им морду! Бейте их со всей быстротой, на какую способны, и клянусь мощами святого Губерта, ублюдки даже не приблизятся к вам на расстояние удара. А если какой и прорвется, мы найдем, чем его встретить, верно?

Нестройное бурчание было ему ответом, но похоже было, что люди несколько приободрились. Французы вновь издали вопль "Монжу-а-а-а-!"; теперь его было слышно вполне отчетливо. Уже можно было видеть лица отдельных всадников - тех немногих, у кого они не были скрыты забралами. Джим ощутил слабую дрожь земли, сотрясаемой тысячами подкованных копыт.

Ощетинившаяся копьями стальная стена в пыли, лязге и ржании накатывалась на английские позиции.

Французам оставалось преодолеть не более полумили, команда "Целься" уже готова была сорваться с губ капитанов. Некоторые стрелки начали поднимать луки, ради пробы натягивая тетиву кто на половину, кто на треть - но тут что-то переменилось.

- Дьявол! - выругался Хоксли.

- Что они, дьявол их раздери, делают? - осведомился барон Дерби.

Когда казавшийся монолитным строй атакующей кавалерии внезапно будто дал посередине трещину, Джон Тальбот сразу понял, что это означает - на месте французского командующего он и сам поступил бы таким же образом. Не сбавляя скорости, рыцари заворачивали кто вправо, кто влево, смещаясь с дороги прямо в поле.

- Берут нас в клещи. - хмуро ответил граф. - Это доказывает, что де Виньоль не такой уж дурак и не собирается попросту гнать своих людей на убой... Сэр Генри, сообщите капитанам стрелков. - повернулся он сопровождавшим его рыцарям.- Я хочу, чтобы все отряды, стоящие севернее Питера Колсбери - он указал на флагшток с обвисшим в безветренном воздухе черным полотнищем - перестроились в линию лицом к северу, а стоящие южнее - соответственно, к югу.

Когда рыцарь умчался исполнять приказание, Тальбот вновь вперил взгляд в наступаюших французов. Они уже разбились на две группы, примерно равные по численности, и охватывали позиции англичан с севера и юга, двигаясь каждая по дуге, но не приближаясь на расстояние выстрела из длинного лука. Подобный маневр говорил о хорошей выучке обычно мало дисциплинированной рыцарской конницы, и граф не преминул отметить это.

- Видите, джентльмены - принц Карл действительно великолепно вымуштровал своих кавалеристов. Надо признать, Азенкур все же кое-чему научил их... И тем не менее, я полагаю, наши лучники смогут их остановить. Нам только нужно продержаться до подхода сэра Фальстофа, и молиться, чтобы он подоспел сюда раньше основных сил французов.

Капитаны получили приказ командующего, и масса английских лучников всколыхнулась и пришла в движение, разделяясь на две группы. До сих пор их линия образовывала как бы полумесяц, выгнутый в сторону леса, теперь его рога отделились друг от друга и стали расходиться в стороны, образовывая две неровных меньших дуги, обращенные к северу и югу. В этот миг в северном отряде французов, находившемся на расстоянии пятисот ярдов, дважды пропела труба; всадники разом развернули коней и пустили их в полный галоп на английские позиции. Почти одновременно так же поступил и южный отряд.

- Они атакуют. - громко сказал Тальбот, осеняя себя крестным знамением. - Да поможет нам всем Бог!

- С нами святой Георгий, парни! На полторы ладони выше, целься!

Джим, едва сознавая, что делает, натянул тетиву до уха, его била мелкая дрожь. Вид приближающейся во весь опор конной лавы был страшен. Тысячи копыт, ударяя в сухую землю, поднимали тучи пыли, скрывавшие лошадей и всадников. Виднелся лишь первый ряд - французы мчались, пригнувшись к конским шеям и укрываясь за щитами, наставив длинные копья - далее все терялось в клубящейся бурой мгле. Земля сотрясалась.

- Господи Иисусе... - всхлипнул Вильям Трогс. Седой Хоксли искоса метнул на него свирепый взгляд, прорычав сквозь зубы что-то неразборчивое.

- Бей! - выкрикнул Два Пера, спуская тетиву. С шелестом пять сотен стрел взвились над линией англичан, испещрив небо белым оперением.

В дальнейших командах лучники не нуждались - каждый принялся натягивать тетиву с той быстрой, на какую был способен. Первые стрелы еще продолжали лететь к цели, а многие англичане уже успели выстрелить по второму, некоторые - по третьему разу. Стоило только тетиве привычно обжечь левое запястье (подобно многим, он пренебрегал ношением на левой руке браслета, считая это недостойным настоящего лучника), - Джим тотчас выдернул из земли новую стрелу, наложил ее и выстрелил, едва выделив взглядом жертву. Он сам не заметил, как страх куда-то исчез, сменившись боевым азартом. Он схватил третью стрелу, когда первый залп поразил цель.

Стрелы обрушились на французов, ударяясь в щиты и доспехи. Боевые кличи смешались с воплями боли и отчаяния и пронзительным конским ржанием. Несколько всадников из переднего ряда грохнулись на землю, тут и там спотыкались и падали лошади. Густая пыль мешала разглядеть, что творилось в задних рядах, но вероятнее всего, и там были убитые и раненые.

Однако нанесенный врагу ущерб был не столь велик, как надеялись Тальбот и английские командиры. Командовавшие авангардом французов Этьен де Виньоль, находившийся сейчас в северном отряде, и Потон де Сентрайль, атаковавший с юга, хорошо помнили уроки тяжелого поражения при Азенкуре и знали, какую опасность представляет массированная стрельба сотен английских лучников. Поэтому французы наступали, вопреки обыкновению, не плотным строем, а разреженной цепью, так что всадники не мешали друг другу; поднятые ими тучи пыли не давали оценить глубину построения, а она была невелика - вследствие этого множество английских стрел попросту перелетели через ряды атакующих и вонзились в землю за их спиной, никого не задев. Упавшие лошади и люди не создали непреодолимого затора, как бывало прежде при атаке кавалерии на английских лучников; оставив позади не более двух десятков убитых и раненых, французы не замедлились ни на мгновение. Тысячи стрел летели им навстречу, часть не находила свою цель, другие застревали в щитах, рикошетили от выгнутых частей доспехов - или же пробивали их, пронзая плоть. То один, то другой всадник, взмахнув руками, заваливался назад, или же бессильно падал на шею своего скакуна. Тут и там пораженные лошади летели кувырком или вставали на дыбы, сбрасывая своих закованных в железо седоков. Но стороны разделяло уже каких-то полсотни шагов, и стало ясно, что лучникам не удастся остановить врага.

В горячке боя Джим не услышал, как дважды пропел рожок, приказывая лучникам отступить. Внезапно он различил мчавшегося прямо на него высокого рыцаря в желтом сюрко поверх доспехов и шлеме с плюмажем из страусиных перьев. Не раздумывая, он послал стрелу, но промахнулся: скакавший рядом с французским командиром латник, пораженный в правое плечо, дернулся и сгорбился в седле, но оружия не выпустил, продолжая направлять скакуна. Тут кто-то, ухватив за пояс, рванул юношу назад с такой силой, что он едва не обронил лук и с трудом устоял на ногах.

- Ты что, гаденыш, оглох? - прохрипел сорванным голосом Сэм Скоупер, таща его прочь от приближающегося противника. - Шевели мослами, дурья башка, или жить надоело?!

Только тут до Джима дошло, что весь их отряд, кроме его и капитана, уже отступил назад, скрывшись за спинами изготовившихся к бою ратников. Английская пехота ощетинилась копьями, глефами и гизармами, некоторые встали на одно колено, готовясь принять удар французов.

- Живее, недоумок! - бросил уже через плечо Скоупер и резво припустил по направлению к еще видневшемуся меж стоявших стеной бойцов узкому проходу. Заорав, Джим во все лопатки рванул следом, слыша прямо за спиной нарастающий грохот латной кавалерии.

Стиснув поводья побелевшими от напряжения пальцами, Джон Тальбот наблюдал, как два вражеских отряда практически одновременно достигли линии английской пехоты. Несколько лучников, замешкавшись, не успели вовремя отступить и во мгновение ока были втоптаны в землю множеством кованых копыт. Их крики потонули в слитном реве французов, дорвавшихся наконец до врага, и последовавшем грохоте столкновения.

Страшный удар отбросил ряды ратников назад, однако не опрокинул их. Англичане подались, попятились на дюжину шагов, щедро орошая землю кровью и устилая убитыми и ранеными - но затем встали и уперлись, ободряемые командирами, насели на потерявших скорость рыцарей, колошматя их топорами и дубинами, тыкая копьями в лошадиные морды и норовя подрезать сухожилия. Французы, оставившие копья в телах передней шеренги защитников, рубили с седел мечами и секирами, плющили булавами шлемы. Обученные боевые скакуны кусались и молотили тяжелыми копытами, а всадниками было сподручнее наносить удары сверху вниз, они были хорошо экипированы, и их оружие собирало обильную жатву - однако англичане держались стойко, отвечали ударом на удар, не давая врагу прорваться. Лучники, сгрудившись за их спинами, стали в упор бить поверх голов пехотинцев. Над полями разносился шум побоища - лязг стали о сталь, вопли, стоны и проклятия, лошадиное ржание.

За спиной граф слышал громкие вздохи и бормотание рыцарей, не понимавших, чего ради они должны выжидать здесь, в стороне от битвы и славы.

- Милорд, - тихо начал Джеймс Олдсбери,. - если мне дозволено будет сказать... - он набрал в грудь воздуха и решительно продолжил: - Милорд, сейчас самое время атаковать. Всего один удар во фланг, и мы их опрокинем, клянусь честью!

Даже не оборачиваясь, Тальбот явственно ощутил, как его свита единодушно одобряет идею барона Дерби.

- Нет. - коротко бросил командующий, напряженно вглядываясь в темнеющий вдали лес. - Мы останемся здесь и будем ждать.

- Но почему, во имя всего святого?! - в досаде простонал барон. - Смотрите, французы увязли, наши ратники остановили их! Сейчас один удар может принести нам победу, милорд!..

- А вот почему, сэр Джеймс. Взгляните! - сухо отозвался Тальбот, указывая рукой на запад.

Приготовившийся было спорить барон Дерби осекся, затем с губ его сорвалось проклятье. Из леса появлялись всадники. Колонной, по четыре в ряд, они выезжали из-за деревьев и строились на опушке. Один держал флагшток со знаменем, но полотнище обвисло в жарком безветренном воздухе, и разобрать, что на нем изображено, было невозможно.

Граф с усмешкой обернулся к притихнувшим рыцарям.

- Вот, джентльмены, и доказательство того, что наши враги, увы, не так уж глупы. Те, с кем мы столкнулись до сих пор - не более, чем авангард; основные же их силы, полагаю, должны сейчас появиться...

- Милорд, глядите! - возбужденно крикнул оруженосец Тальбота, еще не заслуживший рыцарского пояса семнадцатилетний Томас Вилкотс.

Сотня с лишним закованных в железо всадников тяжелой рысью направились от леса по дороге в сторону сражения, бушевавшего с неослабевающей силой. Французы наседали с севера и с юга, отряды сдерживавших их английских ратников вплотную оказались прижаты друг к другу, а между ними, как в тисках, топтались лучники, из-за страшной давки в большинстве своем неспособные задействовать свое грозное оружие. С обеих сторон падали убитые и раненые, чаши весов колебались; в таких условиях, таранный удар даже всего лишь одной сотни французских рыцарей во фланг не ожидающим их англичанам мог повлечь за собой катастрофу.

Тальбот мгновенно оценил ситуацию. Обернувшись, он бросил короткий взгляд на дорогу, ведущую в Мён. Он надеялся увидеть вдалеке клубящуюся пыль, которая свидетельствовала бы, что на подмогу спешит отряд Джона Фальстофа - однако не увидел ничего. Дорога была пуста.

Граф снова перевел взгляд на поле боя. Французы уже мчались галопом, на ходу искусно перестраиваясь из колонны в плотный клин. Такое построение, примененное против лучников, обычно грозило гибелью рыцарской коннице; однако сейчас перед ними были не цепи изготовившихся к бою лучников, а стиснутая с двух сторон, отбивающаяся на два фронта толпа. Командир французов, кто бы он ни был, знал свое дело и безошибочно выбрал момент для атаки.

Английские рыцари загомонили чуть ли не все разом, порываясь в бой. Джон Тальбот молча оглядел свою свиту - свой единственный резерв. Тридцать человек, все храбрые и умелые воины. Большинство - ветераны прежних сражений, некоторые бывали победителями турниров.

Но их тридцать, а французов - сотня. Трое против одного. И Фальстоф со своим войском - одному Богу ведомо, где.

Командующий принял решение.

Джиму чудилось, что он уже умер и угодил между жерновов адской мельницы, где его вот-вот раздавит и разотрет в пыль. Лук он давно обронил, как и мешок со стрелами - да и какой от них сейчас прок, когда при каждом вдохе только что ребра не трещат. Едва можно шевельнуть головой, а о том, чтобы хотя бы поднять плотно притиснутые к телу руки, и речи не идет. Огромная людская масса тяжело ворочается на небольшом пятачке, с хрипом, стонами, проклятиями, качаясь то в одну, то в другую сторону. Что-то тупое упирается в поясницу и давит, давит. В голове мутится, в застилающем глаза жарком багровом тумане маячат шлемы, шишаки, шапки и просто затылки английских лучников и ратников, за ними, ярдах в двадцати, мелькают рыцарские доспехи, плюмажи и конские морды. Там сошедшиеся в рукопашной англичане и французы самозабвенно рубят, колют и режут друг друга. Словно крестьянские цепы, без устали поднимаются и опускаются мечи, секиры, палицы, снуют древки глеф и копий. Лязг железа, визг лошадей, боевые кличи и вопли раненых сливаются в жуткую какофонию, дополняемую глухим стуком в ушах. Ноздри плотно забиты тяжелым запахом пота и крови, раскисшая земля чавкает под сапогами; уже несколько раз Джим спотыкался о что-то мягкое, но посмотреть вниз, равно как и обернуться назад, не было никакой возможности. Однако судя по доносящемуся из-за спины шуму, и там творится то же самое.

Перекрывая шум сражения, на чистой высокой ноте пропела труба. Через несколько ударов сердца звук повторился, и что-то изменилось. Внезапно стало легче дышать, вокруг словно чуть прибавилось пространства. Со всех сторон послышались облегченные вздохи, Джим почувствовал, что вновь свободен, и с наслаждением повел плечами. Толпа раздалась в стороны, раздались радостные крики ратников, быстро слившиеся в ликующий рев.

Рядом оказался Уинстон Хоксли, он каким-то чудом сумел сохранить в целости лук в этой толчее и теперь торопливо пробирался в передние ряды. Джим схватил его за рукав:

Девонширец повернул к нему багровую потную физиономию и оскалился в ухмылке.

- А ты как думаешь, парень? Прогнулись сучьи дети - наши им задали перцу! Пусти, черт бы тебя побрал, сейчас самое время всыпать им! - он дернул плечом и с руганью полез вперед, держа лук в вытянутой руке над головой.

Французы действительно отступали. Повинуясь сигналу, воины обоих атаковавших отрядов выбирались из свалки, разворачивали коней прочь от стены англичан. Те, кто был спешен в бою, но сумел подняться на ноги и уцелеть, пятились, отбиваясь и смыкая строй. Почуяв слабину, английские ратники торжествующе заорали и усилили натиск, тесня своих противников шаг за шагом. Град ударов обрушился на щиты и доспехи французов, задние напирали на передних, стремясь дотянуться до врага. Топоры и тяжелые фальшионы сталкивались с мечами, узкие наконечники копий и гизарм искали щели в броне. Вновь засвистели стрелы - это те из лучников, кто сумел сохранить свое оружие и теперь оказался близко к переднему краю, начали стрелять поверх голов по всадникам.

- Святой Георгий и Англия! - гремело над полем.

Джим подумал, что они побеждают.

Вот тут-то все и произошло.

Томас Вилкотс вложил копье в протянутую руку Тальбота, с восторгом глядя на своего командира. Наконец-то это была война, о которой он столько мечтал; это было по-рыцарски - на виду у всех, врезаться в толпу врагов, колоть и рубить и гнать их, во славу Англии и короля. Сегодня все убедятся, что Томас Вилкотс не уступит никому из своих славных предков, и вполне возможно, что после боя впечатленный его храбростью командующий посвятит его в рыцарское достоинство. Не об этом ли грезил он едва ли не с тех пор, как научился ходить? Почуяв радостное возбуждение седока, заволновался и боевой скакун.

- Джентльмены, - звучно произнес граф, глядя из-за плеча на изготовившихся рыцарей. - Я жду, что каждый из вас докажет сегодня, что он не зря носит пояс и шпоры. Исполним свой долг перед Англией и королем. Да поможет нам Господь. - он с лязгом опустил забрало. - За мной!

Три десятка рыцарей, наращивая скорость, с боевыми кличами ринулись вниз по дороге.

Тальбот вел свой отряд, забирая вправо, по дуге огибая сражение - с расчетом перехватить французскую сотню до того, как они ударят англичанам во фланг. Те, похоже, так увлеклись атакой на дрогнувшего противника, что никто и не думал смотреть по сторонам. Впрочем, французы тоже если и заметили рыцарей, то не обратили на них никакого внимания. Тучи пыли окутывали сражающихся, оттуда доносились яростные крики, ржание и лязг металла, но разобрать подробности было совершенно невозможно.

Под копытами крошилась пересохшая земля, трухой разлетались мертвые стебли. Свистел в щелях забрала ветер. Слегка повернув голову, граф увидел, что они уже почти миновали правый фланг прогибающегося под могучим натиском французского строя - стало быть, пора сворачивать обратно на дорогу. Вот-вот станет виден и их противник.

Он потянул левый повод, и вышколенный боевой конь послушно стал забирать левее. Шум битвы остался за спиной, мелькнули по сторонам чахлые кусты и вот уже подковы загремели по остаткам брусчатки старой, не иначе как еще римской постройки, дороги.

Враги оказались чуть дальше, чем рассчитывал граф - до них оставалось около сотни ярдов. Французы мчались галопом в плотном рыцарском строю, частью - преклонив копья для атаки, другие изготовили мечи и булавы; острие клина составляли двое могучих рыцарей, а между ними находился знаменосец, с поднятым забралом и без оружия, сжимавший в руке флагшток знамени. Полотнище вилось и хлопало на встречном ветру, но рассмотреть, что на нем изображено, Джон Тальбот все еще не мог.

Его внезапная контратака, видимо, явилась для французов неожиданностью - передние вдруг замешкались, придерживая лошадей, не поняв сразу, кто перед ними, в то время как задние продолжали движение; строй их смешался, и командующий явственно увидел свой шанс. Если удастся избавиться от предводителей... Он по опыту знал, каким важным объединяющим началом может служить в бою знамя. Не раз был свидетелем того, как сильное и боеспособное войско падает духом и проигрывает уступающему ему противнику, если в решающий момент оно деморализовано потерей знамени и гибелью командиров.

- Святой Георгий и Англия! За короля! - крикнул Тальбот, направляя коня прямо на знаменосца, зная, что его свита, вся как один, без колебаний последует за ним. Рыцари за спиной подхватили клич, голоса глухо и грозно звучали из-под шлемов. Англичане ринулись на ошарашенного врага.

Словно на турнире, граф заставил себя сосредоточиться на цели, выкинув из головы все остальное. Расстояние, разделявшее противников, стремительно сокращалось, и он уже мог разглядеть вражеского знаменосца во всех подробностях. Невысокий, доспех не скрывает хрупкого телосложения; рукоять меча у пояса, но клинок остается в ножнах - левая рука сжимает поводья, правая - древко знамени. Забрало поднято, открывая юное безусое лицо, мягко очерченный подбородок, изумленно распахнутые голубые глаза. Совсем еще сопливвй юнец? Или...

Тальбот похолодел. В этот миг бог весть откуда прилетевший порыв бокового ветра развернул наконец белое полотнище французского знамени, и граф вздрогнул, хотя уже знал, что увидит. Ангелы по краям, а в середине - Спаситель и надпись "Jesus Maria". Он хорошо знал это знамя, совсем еще недавно вившееся над осажденным Орлеаном.

Знамя Жанны д'Арк. В ее собственных руках.

Орлеанская Дева лично вела французских рыцарей в решающую атаку. А он собирается ее убить. Может он убить женщину?

Лорд Джон Тальбот, граф Шрусбери, лучший английский полководец своего времени, не удержался от горького смеха, осознав нелепость происходящего. Почти сорок лет он сражался за Англию и короля - в Британии, Нормандии и Наварре; он знал, как оборонять и брать города, как побеждать шотландцев, бретонцев и французов; выиграл более тридцати сражений и бессчетное множество мелких стычек.

Он мог бы выиграть и на этот раз. Интуитивно граф чувствовал, что сейчас решается судьба кампании, а возможно - и исход всей войны. Жанна д'Арк, Орлеанская Дева, стала тем символом, который объединил все сословия, от последнего смерда до короля, в результате чего уже разгромленная было, повергнутая Франция обрела второе дыхание. Сейчас у него, английского главнокомандующего, был шанс лично покончить с этим. Хватит одного копейного удара.

Но он не мог этого сделать.

Тальбот был не только полководцем, но и дворянином. С самого рождения он усвоил рыцарские понятия, и недаром во всей Европе о нем говорили, как о "рыцаре без страха и упрека".

Ни при каких обстоятельствах он не мог поднять руку на женщину.

На одной чаше весов - вероятная победа в крупном сражении, которая, вполне возможно, приведет к перелому в войне, в последнее время складывающейся для Англии не удачно. На другой - один из рыцарских принципов, впитанных им с материнским молоком.

Разве на войне есть для этого место? Большую часть своей жизни Джон Тальбот провел в нескончаемых войнах, и лучше, чем кто бы то ни было, знал, насколько не похожа реальность на воспеваемое менестрелями и трубадурами и рассказываемое в легендах о короле Артуре. Война - это не рыцарский турнир; мало напоминает она и Божий суд или поединок чести. Он - командующий, которому король и парламент вверили тысячи людских жизней. Если он не поступит сейчас, как должно, то битва будет проиграна, а эти люди, вероятнее всего, обречены.

В конце концов, ведь эта чертова девка сама надела доспехи, села на коня и повела воинов в бой против Англии и короля Генриха VI. Сюзерена, которому Джон Тальбот принес клятву истреблять его врагов на суше и на море, кем бы они ни были. Чем же она лучше прочих?

Такие мысли неслись у графа в голове, пока конь преодолевал последние футы до ошарашенных врагов; но Тальбот уже понимал их тщету. Ясно и безоговорочно осознавая, что проиграл, он перед самым столкновением отвел копье в сторону, направив его в щит какого-то высокого француза. От удара ясеневое древко расщепилось вдоль, конь встал на дыбы, и в следующее мгновение один из телохранителей Жанны, извернувшись в седле, что было сил шарахнул англичанину булавой по шлему. Свет померк в глазах Тальбота; охнув, он повалился наземь, не видя уже, как французы, опомнившись, окружили втрое уступающих им в численности английских рыцарей; как вертится в седле, отчаянно отбиваясь мечом от нескольких противников, барон Дерби; как, раскинув руки, опрокидывается навзничь с разрубленной спиной юный оруженосец Вилкотс.

Война - не рыцарский турнир, не Божий суд и не поединок чести.

Граф еще успел подумать, что сегодня Англия проиграла вместе с ним.

Вокруг Джима вился стремительный людской водоворот. Английские ратники и лучники орали, бежали и толкались, а он в растерянности оглядывался, пытаясь понять, что же теперь делать. Раз-другой вроде бы мелькнули знакомые лица, донесся было хриплый голос капитана, но порядки англичан уже совершенно перепутались, отряды смешались друг с другом. Ясно было только одно - они одерживают верх, враг в панике отступает.

Нужно было раздобыть хоть какое-то оружие - лук и мешок со стрелами он потерял в толчее, не догадавшись вовремя поступить, как старый Хоксли; он вспомнил, как запинался о тела убитых и, пошарив взглядом, заметил в нескольких шагах лежащего ничком английского ратника. В откинутой руке тот все еще сжимал древко глефы, шлем проломлен топором или шестопером, вместо головы - мешанина костей и мозгов. Сделав два шага, Джим наклонился за оружием, успел уловить краем глаза какое-то движение - и тут страшный удар смял его, как тряпичную куклу, и отбросил в сторону. Земля и небо несколько раз поменялись местами, он с силой врезался во что-то, затем громко хрустнула правая рука. Джим не заорал от боли только потому, что рот оказался забит жижей из земли и крови. Кое-как он сумел приподнять голову, отплевываясь, и сквозь слезы и грязь увидел мчащихся галопом всадников.

Уинстон Хоксли заставил себя остановиться и обернулся, хватая ртом воздух. До леса оставалась четверть мили; позади французы увлеченно истребляли англичан. Он до сих пор не мог понять, как это могло произойти, каким образом победа в последний момент ускользнула из рук. Чёртова французская кавалерия словно выскочила из-под земли; они вонзились во фланг английского строя и пронеслись сквозь него, сокрушая все на своем пути и практически не встречая сопротивления. Он своими глазами видел, как бесславно погиб под копытами Сэм Два Пера, как французский рыцарь, по самый щиток вогнав копье в живот Вильяма Трогса, выхватил меч и снес голову какому-то лучнику. Сам Хоксли находился близко к переднему ряду, где кипела рукопашная, и поэтому оказался чуть в стороне от острия рыцарской атаки; это его и спасло, крайний француз промчался в каком-то десятке ярдов, забрызганный кровью от плюмажа на шлеме до стальных сапог. Сотни прочих английских лучников и ратников были уничтожены во мгновение ока копейным ударом и стоптаны лошадьми, а французы, развернувшись, взялись за мечи и секиры и стали крошить всех подряд. Одновременно де Виньоль и Сентрайль усилили натиск, и в считанные минуты битва превратилась в избиение.

Но Хоксли тогда еще не понял этого; в каких-то двадцати шагах, в гуще свалки он увидел рыцаря в изорванном желтом сюрко и мятом шлеме с напоминающим свиное рыло забралом. Сидя в седле, француз размахивал полуторным мечом, каждый удар которого нес смерть.

Хоксли выстрелил, и еще до того, как тетива ожгла запястье, понял, что промазал. Он давным-давно не промахивался со ста шагов по мишени размером в ладонь, однако стрела пронеслась в футе над плечом француза, который снова рубанул, привстав в стременах. С рычанием девонширец наложил и выпустил вторую; она ударилась о выгнутый миланский наплечник и ушла в сторону. Рыцарь покачнулся в седле.

- Ла Гир! - что было сил, рявкнул англичанин, натягивая тетиву в третий раз. - Ла Ги-и-р!..

Хриплый вопль перекрыл даже шум сражения и достиг слуха де Виньоля. Он придержал готовый уже обрушиться удар, свиное рыло стало поворачиваться в сторону Уинстона Хоксли.

Третья стрела с трехгранным бронебойным наконечником пробила нагрудную пластину в двух дюймах от края щита. От удара француз откинулся назад, обронив меч, однако удержался в седле благодаря высокой задней луке и стременам. На мгновение он застыл так, беспомощно хватаясь за воздух. Хоксли с проклятием выхватил четвертую стрелу, но едва начал натягивать лук, как тетива лопнула.

- Иисусе... - прошептал потрясенный лучник, видя, как Этьен де Виньоль резко выпрямился, схватил правой рукой торчащее из доспеха древко, вырвал и отшвырнул в сторону, тотчас скрывшись за спинами нескольких всадников.

Девонширец понял, что сегодня Бог отвернулся от него. За свою жизнь он участвовал в стольких сражениях, что давно потерял им счет, как и убитым врагам; и победа неизменно оказывалась на стороне Англии. А сейчас английский строй был расколот, французы наседали со всех сторон; лучники и ратники гибли под ударами мечей и копытами, уже почти не оказывая сопротивления.

Холодный пот прошиб Уинстона Хоксли; отбросив бесполезный лук, он попятился, запнулся и с размаху сел задом в кровавое месиво. В нескольких шагах от него французский рыцарь в черных латах, вырвавшись вперед, опрокинул и принялся топтать конем двух ратников; третий вывернулся откуда-то сзади, полоснул по конским ногам фальшионом. Он был весь измочален, левая рука висела, как плеть, и тем не менее Хоксли сразу узнал Вильяма Стюффери, бывшего мясника из Соммерсета. Конь пронзительно взвизгнул, попытался встать на дыбы - но задние ноги подломились, и он завалился набок вместе с всадником. С хриплым ревом Вильям набросился на придавленного конской тушей француза и принялся исступленно наносить удары, будто разделывая свинью у себя в лавке. Рыцарь копошился, отмахивался одной рукой, пытаясь прикрывать голову, из под-шлема слышались глухие восклицания. С лязгом отлетела в сторону какая-то железка от доспеха, брызнуло красным; француз взвыл, рванулся, а Вильям, отставив ногу, сделал широкий замах, но ударить так и не успел - сбоку налетел еще один всадник, косо рубанул мечом. Кисть руки с зажатым в ней фальшионом и верхняя половина черепа отлетели в сторону; англичанин застыл на два удара сердца, затем колени его подогнулись и он ничком рухнул в грязь. Француз осадил коня, спешился, помогая раненому товарищу подняться.

Хоксли, не вставая, пополз задом наперед, как краб; руки скользили, погружаясь в кровавую жижу, он пробирался через наваленные кругом тела. Стонали и хрипели раненые, но схватка здесь уже закончилась, переместившись дальше. Деморализованное, лишившиеся командиров войско Тальбота превратилось в нещадно истребляемую и обезумевшую толпу; кто-то еще пытался сопротивляться, некоторым удалось вырваться из свалки и теперь они со всех ног бежали в сторону леса, где конные не смогли бы их преследовать. Побежал и Уинстон Хоксли, когда понял, что врагов в непосредственной близости нет.

Никто его не преследовал, и, преодолев половину расстояния до опушки, он остановился и оглянулся, переводя дыхание. Бой, очевидно, подходил к концу - все, что отсюда было видно, это сплошная колышущаяся масса флажков, закованных в броню спин и лошадиных задниц. Где-то внутри этого кольца гибли сейчас последние остатки английского войска. Девонширец с проклятием плюнул под ноги. Стыд и ярость уже пришли на смену страху, которому он ненадолго было поддался.

- Чертовы ублюдки! Вы чертовы, траханные ублюдки! - заорал старый лучник, грозя кулаком французам. - Я вам еще покажу! Мы вам устроим, слышите!.. Всех отправим прямо в растреклятое пекло!.. Всех до единого!

Он повернулся и зашагал к лесу. До ближайших деревьев его отделяло около трех сотен ярдов; впереди, растянувшись друг за другом, бежали несколько английских воинов, которым так же посчастливилось выбраться из боя живыми. Вот первый достиг леса и скрылся в тени; второй вдруг нелепо взмахнул руками и упал как подкошенный, почти сразу вслед за ним рухнул еще один.

Хоксли замедлил шаг. Из-за деревьев на опушку высыпали какие-то люди, в первые мгновения он не понял, кто это, но затем заметил у некоторых большие, в человеческий рост, полосатые щиты, и губы его скривились. Арбалетчики. Во Франции мало кто умел стрелять из лука, зато французы широко использовали арбалетчиков. Даже последний стрелок в английской армии знал, что это самые никчемные и бесполезные дармоеды на свете и презирал их. Вот и сейчас - появились, а дело уже закончилось...

Хоксли продолжал презрительно улыбаться, когда прилетевший с опушки болт ударил его в живот, вошел на всю длину, разрывая внутренности. Девонширец сделал еще несколько шагов, чувствуя странную слабость и удивляясь, отчего все вокруг потемнело. Мягко осел на сухую выгоревшую траву, завалился набок, подтягивая колени к подбородку. Французские пехотинцы, не задерживаясь, перепрыгивали через него и мчались дальше, торопясь принять хоть какое-то участие в сражении.

-- Debout! LЮ canaille!

Джим медленно выпрямился, стараясь не тревожить правую руку; судя по всему, она была сломана. Стоявший напротив низкорослый француз ощерился, поднял взведенный арбалет.

- LЮ-bas, nabot anglais!.. - арбалетчик дернул небритой щекой, и Джим понял, что ему велят идти. Он перешагнул через лошадиную тушу, за которой прятался, и едва не упал, поскользнувшись на потрохах. Битва закончилась, победители деловито обшаривали мертвецов и добивали тяжелораненых. Около полутора сотен сдавшихся в плен англичан оставили в стороне под охраной арбалетчиков, донельзя озлобленных тем, что им не удастся поучаствовать в дележе трофеев и потому ждавших от пленников малейшего повода, чтобы пустить оружие в ход.

- Nabot! - от толчка в спину Джим потерял равновесие, запнулся о чьи-то ноги и полетел носом вперед. Упал на сломанную руку, от боли перед глазами вспыхнули белые пятна и зазвенело в ушах, он едва не потерял сознание. Мигом позже в ребра врезался носок кованого сапога.

Французский ратник в бешенстве осыпал его пинками и проклятиями, а Джим корчился в грязи словно червь, левой рукой закрывая голову и пытаясь протолкнуть в легкие хоть немного воздуха. Когда сапог угодил по правому плечу, боль была такая, что он решил, что сейчас умрет. Судорожно всхлипывая, Джим елозил лицом по холодному кровавому месиву, не замечая, что град ударов уже прекратился. Медленно боль отступила, и он словно сквозь вату различил звучавшие над ним голоса.

- Laisser c'est tranquille, GИrard.

- La truie anglais...

- C'est griХvement bless.

Чья-то рука крепко ухватила его за шиворот и рывком вздернула на ноги.

Огромный человек в кольчуге и с лицом, заросшим дремучей черной бородищей, мельком глянул на него, ковыряя толстым пальцем в ухе. Рядом злобно кривился низкорослый стрелок, которого, как понял Джим, звали Жерар.

- A discrИtion, seigneur capitaine...

Пленные англичане сидели и лежали прямо на земле под прицелом арбалетов - молчаливые и понурые, в заляпанной кровью, изорванной одежде, многие без сапог. Тут и там стонали раненые. Рыцарей среди них не было - несколько выживших английских рыцарей, могущих дать за себя выкуп, представляли интерес для французской знати; а здесь находились только простые воины. Вытерев лицо рукавом, Джим обвел их взглядом, надеясь увидеть знакомых по отряду; но грязные оборванцы были все как один похожи друг на друга.

- Джим! Дружище... - один из пленников зашевелился и чуть привстал, махая рукой. Его голова была обмотана кровавой тряпкой, закрывавшей левую часть лица и глаз; но по голосу Джим узнал Тэда Оуэна. Сидевшие рядом двое незнакомых английских ратников равнодушно подвинулись, освобождая ему место.

-Слава Богу! Я думал... - начал было Тэд, когда Джим тяжело уселся рядом в грязь, но ближайший охранник вскинул арбалет, рявкнув:

- Я думал, всех наших... что больше никого... - лихорадочно зашептал Оуэн, нервно оглядываясь на француза. - Ты еще кого-нибудь видел?

Джим покачал головой.

- И я тоже... Два Пера умер. - помолчав, продолжил Тэд. - Я-то думал, старый сукин сын бессмертный... Скольких он укокошил... А тут - втоптали в дерьмо, что твою вошь, глазом моргнуть не успел. А Джорджу Булю - видал? - выпустили кишки... он орал, как сто чертей. - Оуэн судорожно сглотнул. - Ты сам-то цел?

- Не знаю... - невпопад ответил Джим; мысли его путались. - Кажется, руку сломал.

- Так ты, считай, дешево отделался, счастливчик. Тут все почти раненые. Меня вон достал один ублюдок. - Тэд скривился, осторожно потрогал окровавленное тряпье. - Резанул мечом. Метил в лицо, да чуть промазал, я голову отдернул. Чуть глаз не выбил, шлюхин выкидыш... А вот Дик Олстейн получил топором по макушке, так лезвие, ей-Богу, в зубах у него завязло!

Джим вспомнил Дика Олстейна. Тому всегда необыкновенно везло в кости.

- Что они с нами сделают? - тихо спросил он. Тэд вздохнул и покачал головой.

- Лучше бы не знать... - хрипло отозвался один из соседей, широкоплечий малый лет двадцати. - Я слышал, Орлеанская Ведьма варит пленников живьем, а потом пожирает!

- Не так. - возразили ему. - Она всюду возит за собой дьявольский алтарь и приносит на нем жертвы Сатане!

- Матерь божья!

- Не мелите чушь. - буркнул доселе молчавший пожилой лучник, раненый копьем в левое бедро. Он сидел, неловко вытянув перетянутую ногу и уронив на грудь седую голову с изрядной проплешиной, и не поднял взгляда, даже когда заговорил. - Карлу нужны рабочие руки. Так что гнить нам, ребята, на королевских рудниках, если только раньше не подохнем!

После этого разговор утих .

- Жанна, вернулись разведчики.

- В трех лье отсюда по дороге видели большое войско англичан; они отходили на Жанвиль. Ни знамен, ни гербов разглядеть не удалось.

- Это должен быть Фальстоф. Трубить сбор!

- Но люди, Жанна! Надо же дать им перевести дух!

- Ты помнишь нашу клятву, Этьен?

- "Не ведать покоя, пока английский сапог попирает землю Франции". Помню.

- Собирайте всех. Мы выступаем немедленно и успеем перехватить Фальстофа прежде, чем он укроется за стенами.

- Слушаюсь, мой генерал!

Этьен де Виньоль отсалютовал было рукой в кольчужной рукавице, но внезапно скривился и с проклятием схватился за бок.

- У тебя кровь? Ты ранен?

- Так, ссадина. Уже в конце боя какой-то ублюдок уметил в меня из лука с двадцати шагов. Пробил стальной нагрудник и кольчугу, что твою тряпку, взял бы на пядь левее - и быть мне на том свете. А так только малость шкуру с ребер сорвало...

- Поставишь в соборе свечку Божьей Матери. А сейчас вели трубить сбор.

- Кстати, у нас около полутора сотен пленных. Как быть с ними?

Жанна раздумывала не больше пары ударов сердца.

- Отпустить. Пусть убираются.

- Отпустить?! - рыцарь выглядел ошарашенным. - А приказ его величества? Франция лежит в руинах, скоро здесь некому будет работать - а ты хочешь просто их отпустить?

- Мы будем двигаться без остановок, пока не настигнем Фальстофа.

- Они враги, Жанна. Большинство из них, если не все - чертовы английские лучники...

- Я знаю, кто они такие. Но у нас нет возможности тащить их с собой.

- Я и не имел в виду тащить. Наши люди чертовски злы на англичан. Достаточно сказать лишь слово арбалетчикам, и через пять минут ни одного ублюдка не останется в живых...

- Нет, Этьен! Посмотри на наше знамя. Рука Господа направляет нас, мы - воины, а не мясники. Поступать так, как ты предлагаешь, пристало не христианам, а диким язычникам!

Этьен де Виньоль по прозвищу Ла Гир сражался уже одиннадцать лет; бился с бургундцами, фламандцами и англичанами. Он мог бы рассказать Жанне, что он повидал за это время в Гаскони и Пикардии и что христиане охотно вытворяют друг над другом; он и сам не раз принимал в этом участие. Но он увидел, как в глазах стоявшей напротив него хрупкой темноволосой девушки загорается знакомый огонь неистовой веры. Этот огонь заставлял его, а также Потона де Сентрайля, графа Дюнуа, коннетабля Артура де Ришмона и многих других опытных вояк, прошедших горнила сражений, следовать без колебаний и сомнений за восемнадцатилетней девчонкой. Этот же самый огонь он увидел теперь, и не стал спорить, а лишь молча поклонился.

Чей-то резкий голос вырвал Джима из мутного, полного тупой пульсирующей боли забытья. Он разлепил глаза и заставил себя приподняться, оглядываясь в поисках источника сверлящего уши звука.

Это надсадно орал латник, сидящий верхом на рослом пегом коне. Под поднятым забралом бацинета виднелась круглая багровая физиономия и воинственно топорщились рыжие усы.

- Слышите меня, вы, английские говнюки?.. Благодарите Бога за то, как вам повезло! У нас нет времени с вами возиться, ясно, да? - по-английски он говорил без ошибок, но с характерным акцентом. Шотландец, догадался Джим. Шотландцы были союзниками французов, а дофин Карл платил полновесной монетой, поэтому нередко шотландские дворяне приходили служить ему вместе со своими вассалами.

- Орлеанская дева решила проявить милосердие к вам, слышите, отродье? Хотя по мне, так вы заслуживаете только веревки на шею. Все как один, ясно, да? - усатый поперхнулся и закашлялся, затем смачно сплюнул и продолжил осипшим голосом:

- Нам, повторяю, некогда возиться. Мы сейчас пойдем и порубим еще кучу обделавшихся выродков вроде вас. А вы убирайтесь в Англию и передайте там всем траханным англичанам, чтобы не совались на эту землю. Почему? Да потому, что скоро мы сами к ним придем. Ясно, да?

Толпа пленных отозвалась невнятным глухим ропотом, и дюжина скучающих арбалетчиков разом встрепенулись. Давешний плешивый лучник внезапно зашевелился и с трудом поднялся во весь рост, опершись о чье-то плечо. Теперь Джим видел его лицо. Грязь не могла скрыть избороздивших его глубоких резких морщин, однако голос звучал не по-старчески ясно и громко:

- Приходи, дерьмо, мы уж вам устроим теплый прием, не будь я ДжонТурлоу! При Хомильдон-Хилле, помнится, земли не было видно от дохлых шотландских ублюдков, а трусливая свинья Арчи Дуглас пытался удрать, поджав хвост!

Несколько приглушенных смешков раздались среди англичан; шотландец побагровел еще больше, глаза у него полезли из орбит. Он несколько раз разинул и закрыл рот, словно вытащенная из воды рыба, а затем вдруг откинулся в седле и громко расхохотался. Он гоготал, запрокинув голову, жесткие усы так и ходили ходуном. Не понявшие ни слова французские арбалетчики недоуменно пялились на развеселившегося ни с того ни с сего шотландца, и даже пленные притихли в изумлении.

- Смело, старик! - наконец выдавил он, вытирая слезы. - Смело сказано, клянусь святым Эндрю! Значит, поджав хвост, да? Жаль, не слышал этого старина Арчи! Уж он-то бы, думаю, вбил тебе эти слова обратно в глотку вместе с языком! Но ты молодец, Джон Турлоу, я запомню твое имя. - продолжал он, поправляя на голове бацинет. - Похоже, у тебя все-таки в жилах течет кровь, а не овечья моча, как у большинства вашего брата. Я Джеффри Стюарт. Надеюсь, мы однажды встретимся в бою, и тогда мне не зазорно будет тебя прикончить. Ты уж постарайся не умереть до этого времени.

- Уфф... вот так вот это и закончилось. Они просто взяли и ушли, все как один ушли следом за трусливым ублюдком Фальстофом - не стали даже хоронить своих убитых. Бросили их посреди поля, я вам скажу. И были настолько любезны, что оставили нам старую телегу. На нее мы погрузили тех, кто не мог идти сам - а таких у нас набралось с пару дюжин.

Проще всего было пойти на Жанвиль, там находился ближайший английский гарнизон; но вся загвоздка была в том, что и Ведьма направлялась туда же. Поэтому мы пошли на Мелён, но клянусь мощами святого Себастьяна, вряд ли мы добрались бы дотуда живыми, не встреться нам к исходу следующего дня бенедектинский монастырь. К тому времени у нас уже умерли четверо, и еще вдвое больше были совсем плохи. Не было воды, да еще проклятая жара. Старый Джон Турлоу метался в беспамятстве, рана начала гнить, на смрад слетались мухи, а он то кричал и богохульствовал, то молился. Когда мы достигли монастырских ворот, он уже замолк и только хрипел, и отдал Богу душу, едва начало светать. Я сам, помню, временами не понимал, на каком нахожусь свете; порой мне казалось, что я угодил прямиком в преисподнюю, где черти дробят мне руку в адских тисках. Из остальных половина была не лучше. Не окажись в монастыре того монаха-фламандца, брата Родде, многие очень скоро последовали бы за стариком Турлоу. Но, слава святому Бенедикту и всем святым угодникам, брат Родде знал толк во врачевании, так всего умерли девятнадцать человек, да еще нескольким он оттяпал руку или ногу. Когда осматривал меня, то все бормотал что-то на латыни, а потом заявил, что надо поставить кости на место и наложить лубки, а там как Господь даст. Он кликнул двух здоровенных монахов, каждый что твой дуб, и велел держать. Я сразу-то не понял - для чего, но затем брат Родде ухватил мою руку и принялся тянуть и дергать и туда-сюда поворачивать; я орал не хуже резаной свиньи, лягался, опрокинул скамью, и, если бы не те двое молодчиков, то наверняка свернул бы фламандцу шею одной левой. Но зато, видите, рука стала почти как прежде... Даже из лука я снова стрелял, хотя и из охотничьего, не боевого.

- А что потом, Джим?

- Потом... через пару недель пилигримы принесли весть, что Реймс пал, и Карл короновался в тамошнем соборе, Джон Тальбот и граф Саффолк живы и находятся в плену, а сэр Томас Кириэл набирает людей в Жербиньи. Часть наших, кто встали на ноги, ушли к нему; ну а я, Тэдди и еще несколько парней, мы решили, что хватит с нас войны. У Тэдди уже истек срок контракта, а я так рассудил, что раз наш капитан убит, а командующий в плену, то будь я проклят, если я еще кому чего должен! Пришли мы с обозом в Кале, и еще до осени я увидел берега Хэмпшира.

- Я помню, как ты вернулся. Как раз в то лето у нас сдохла корова, а старый Аллен Бримс оттяпал себе палец топором!

- Ха! Клянусь, так и было, Робби, так и было! А тебе, помнится, он крепко всыпал, когда ты воровал его яблоки...

- А Тэд Оуэн?

- А... Тэдди - то. От шрама его всего перекосило, и он стал похож на припадочного Вильяма Флетчера, когда на того накатит. Левый глаз почти закрылся, хотя и уцелел. Вот таким он вернулся в Дорсет. Увидел жену и сыновей, и в первый же вечер, идя из таверны, пьяный свалился с моста и утонул... Экая ведь неприятность!